Влад неотрывно смотрел на лицо молодого человека, обращенное к небу. Глаза несчастного были закрыты, губы едва заметно шевелились.
— Теперь его отдали нам, чтобы мы применили к нему наши умения. Именно Махир придумал, каким образом мы станем пытать его!
Прислужник подвел осла в центр импровизированного круга. Тот стоял, опустив голову, такой же рассеянный и равнодушный к окружающему, как и юноша, обреченный на казнь. Глядя на него, Влад вспомнил другого осла, с которым он так грубо обошелся на уличном рынке в Эдирне. Дракулу охватил озноб.
Махир потянулся к животному и вытащил из седельного вьюка два предмета — бритву и какую-то банку. Бритву он прикрепил к ремню, потом вынул пробку из банки и вылил зеленоватую жидкость на обработанный конец столба. Все, кто стоял рядом, ощутили приятный запах оливкового масла.
— Мы готовы?
Махир взвизгнул, подтверждая это. Он отложил столб, поднялся, подошел к юноше и сдернул с него тонкую накидку. Тот даже не попытался прикрыть наготу. Никак не среагировал он и тогда, когда Махир резко схватил его, приподнял и уложил на землю лицом вниз, поместив голову между задними копытами осла.
На спину ишака, туда, где обычно располагалось седло, водрузили раму. Махир собственноручно закрепил ее, связав веревки тройным узлом. Затем он обвязал оставшиеся концы вокруг столба и положил его между обнаженными, почти безжизненными ногами молодого человека, лежащего неподвижно и безучастно, вскинул голову, снова взвизгнул.
Вади одобрительно улыбнулся ему.
— Все правильно, Махир. Пора начинать.
Палач подозвал прислужников. Они держали конечности юноши, один уселся ему на спину. Потом Махир снял бритву с пояса…
В этот момент глаза молодого человека раскрылись. Он оглядел лица своих мучителей. Взгляд его остановился на Владе, и несчастный произнес только два слова.
Дракула шагнул вперед, поднял руку, а потом опустил ее.
Только он понял слова, произнесенные на валашском наречии:
— Вечное блаженство.
Потом все заглушил крик. Махир бритвой разрезал юноше задний проход, чтобы заостренный кол, смазанный маслом, лучше вошел внутрь. Он направлял дерево, подавая команды Вади, который стал медленно отводить осла. Животное не реагировало на пронзительные вопли, на судороги и дрожь, от которых натягивались веревки. Оно просто покорно брело вперед и тащило за собой столб, несмотря на сопротивление, которое становилось все слабее, хотя и с самого начала не было сильным.
Влад видел, как юноша потерял сознание, когда кол достиг середины его тела. Он знал, что тот еще не мертв, что пульс еще стучит у него в виске. Потом Махир отвязал веревки, подозвал учеников. Все вместе, по его команде, они подняли столб и поставили в яму, вырытую для этой цели. Под собственным весом тело начало скользить вниз. Однако Махир знал свое дело, хотя и сажал на кол впервые. Когда ноги юноши достигли половины столба, он схватил их и поставил на ступеньку, которая была выпилена в дереве, затем тремя короткими ударами молотка забил длинный гвоздь через обе ступни.
— Спасение и вечное блаженство!
Это произнес Влад, потому что юноша уже не мог сказать ничего. Заостренный конец столба виднелся у него во рту. Он проговорил это ради него, ради себя и во имя Иисуса, который посетил его в камере и, конечно же, присутствовал здесь. Сын Божий держал за руку еще одного мученика, как когда-то Самуила, самого первого страдальца за христианскую веру. Это было мгновение радостной славы и самопожертвования! Иисус ради человека, и человек ради Иисуса.
— Спасение и вечное блаженство! — Теперь Дракула уже не говорил, а кричал. — Да будет он благословен! Да будет благословен Господь наш!
Вади не мог понять его слов и не знал, о чем он говорит, но все присутствующие видели необыкновенное волнение, отразившееся на лице Дракулы, слышали восторг и торжество в его речи.
— Что, князек?! — прокричал ему Вади. — Теперь ты видишь и понимаешь!
Влад понимал, но совсем не то, что имел в виду наставник. Это было его собственное понимание. Оно осталось с ним, когда в конце казни пятеро тюремщиков бросили его наземь и потащили обратно в камеру. Он кричал, насколько хватало сил, и беспрестанно возносил хвалы Всевышнему.
Глава четырнадцатая ОХОТНИЧЬЯ ПТИЦА
Никто не вспоминал о нем несколько дней, хотя в царстве никогда не кончающейся ночи Влад не мог знать наверняка, сколько же прошло времени. Стражники приносили ему жидкий суп и мутную воду, он пил ее или выливал, по своему усмотрению. Экскременты бедняга размазывал по стенам и по собственному телу. Погибший мученик был покрыт ими, так что и Дракуле следовало делать так же. Его это мало трогало, зато доставляло неприятности охране, которая несколько раз пыталась вытащить узника из камеры. Эти люди проклинали его, но все-таки исполняли свою работу.
Сильно сгорбившись, Влад брел по каменному полу коридора, обнаженный, грязный, и что-то невнятно бормотал себе под нос. Он постоянно оглядывался, ожидая, что за ним последуют все те, с кем он встречался в сумраке, но никто не вышел на свет.
В конце концов он осознал, что кто-то стоит перед ним и зовет его, поднял голову и увидел человека, чье имя когда-то знал, но теперь не мог вспомнить.
— Влад, — мягко произнес этот мужчина, но узник опустил голову и снова забормотал молитвы. — Может быть, мы зашли слишком далеко?
Эти слова он проговорил тихо, а потом продолжил, уже громче:
— Отведите его в баню, помойте, побрейте. Так нельзя. Нужно проявить великодушие. Обращайтесь с ним уважительно, дайте чистую одежду и отведите в мои апартаменты.
Влад внимательно смотрел за тем, как молодой, высокий, красивый мужчина удалялся от него по коридору. В сравнении с бледнолицыми охранниками, которые держали его самого, тот казался античным богом.
— Хамза, — глухо простонал он.
— Куда ты везешь меня?
Хамза пришпорил коня, повернулся в седле и пристально взглянул на юношу, ехавшего рядом. Это были первые слова, которые Влад произнес в течение недели, прошедшей с тех пор, как его забрали из тюрьмы. За эти дни он узнал хорошее обращение. Ему приносили приличную еду и питье, но Дракула довольно сдержанно относился к угощениям после долгих месяцев, проведенных на жидкой, безвкусной каше. Он ежедневно принимал ванну, его постель застилали самыми тонкими шелковыми простынями и накрывали самыми теплыми одеялами. Все это заложник принимал с тем же опущенным взглядом, с тем же молчанием. Он говорил, но только сам с собой. Хамза иногда замечал, что губы у него шевелились, но до сегодняшнего дня с них не сорвалось ни единого звука.
— Я не везу тебя, мой юный друг. Мы едем вместе.
— И что же? — продолжил Влад, подняв глаза. — Значит ли это, что я волен повернуть и ехать в другую сторону?
