— Ваше величество, я действительно не совсем осознаю суть вашего поручения, — ответил после недолгого молчания Лесков, — но видя вашу убежденность в его важности, я никак не могу вам отказать.
— Ну и отлично, — кивнул государь, явно удовлетворенный таким ответом. — Завтра в 10 часов утра жду вас в Зимнем дворце. Мы с Николаем Павловичем Игнатьевым обстоятельно обрисуем то дело, которое хотели бы вам поручить.
Лесков машинально кивнул.
— В таком случае всего доброго, Николай Семенович, увидимся завтра, — резюмировал император. — На входе во дворец представьтесь, охрана проводит. До свидания, — сказал он и, напоследок еще раз пожав Лескову руку, удалился.
— Да уж, — пробормотал писатель, глядя вслед удаляющемуся императору, который словно линкор рассекал толпы приглашенных, успевая на ходу обмениваться приветствиями и делать комплименты дамам. — Пожалуй, коллеги были правы, есть в нем что-то и от Александра, и от Павла, но больше всего от Петра! Дьявол, а не человек. Боже, во что же я все-таки ввязался?..
* * *
Николай тем временем переместился в другой зал, внимательно и цепко разглядывая окружающую его толпу, выискивая в ней знакомые лица, словно зерна в навозной куче. Внезапно ему на глаза попалась невзрачная серая мужская фигура в потрепанном фраке, явно взятом напрокат, одиноко стоящая у окна. Несмотря на некоторое возрастное различие, личность приглашенного не вызывала у его величества никаких сомнений. Трудно не узнать человека, напротив портрета которого ты сидел почти восемь лет на уроках литературы.
Изменив курс, Николай Александрович двинулся в направлении будущего классика русской литературы. Объект, уловив приближение императора, сделал попытку незаметно улизнуть в соседний зал, однако был остановлен громогласным возгласом:
— Федор Михайлович, куда же вы?
На этих словах Достоевский, а именно он привлек внимание его величества, застыл как вкопанный. Сама мысль о том, что император мало того, что обратил на него внимание, так еще и знает его по имени-отчеству, была невообразимой для погрязшего в долгах будущего великого писателя. В отчаянной надежде он огляделся по сторонам, надеясь увидеть там других Федоров Михайловичей, однако обнаружил лишь стремительно пустеющее пространство рядом с собой и стремительно приближающегося императора в сопровождении адъютанта.
Тем временем Николай, подойдя, подхватил застывшего словно в столбняке писателя под локоть и проследовал с ним к ближайшему окну.
— Федор Михайлович, — начал разговор Николай, — я недавно ознакомился с вашей повестью «Записки из Мертвого дома»[24]и впечатлен вашим литературным талантом. Признаюсь честно, сразу после прочтения мне захотелось встретиться со столь большим знатоком человеческих душ и выразить ему благодарность за время, проведенное в чтении.
— Благодарю, ваше величество. Я польщен, — заплетающимся языком пробормотал писатель. Федор Михайлович еще никогда не становился объектом столь высокого внимания, и ему было откровенно не по себе.
— В ответ на радость, доставленную мне вашими книгами, я хотел бы сделать ответный подарок. Осведомившись у Дмитрия Николаевича, я узнал о вашем скромном денежном положении и скорбном здоровье вашей супруги и брата.[25]
— Да, ваше величество, — смущенно и одновременно испуганно ответил Достоевский, — моя жена действительно нездорова, доктора находят морской климат столицы вредным для нее. Я уже перевез ее во Владимир, надеюсь, что выздоровление вскоре последует. К величайшему горю, средства не позволяют мне оказать ей какой-либо медицинский уход. Но что касается других моих родственников, то все они, насколько мне известно, вполне здоровы.
На этом он замялся, не зная, что говорить дальше. Федор Михайлович был в растерянности. С одной стороны, о болезни жены и денежных затруднениях знали многие, но чтобы сам император интересовался делами каких-то литераторов и их семей… Нонсенс!
— Странно, — несколько наигранно поднялись брови на высочайшем челе, — граф Блудов утверждал, что ваш брат Михаил Михайлович хвор болезнью почек.
— Нет, нет, — замотал головой Достоевский, — Михаил совершенно здоров. Во всяком случае, был таковым, когда мы встречались в прошлом месяце, — неуверенно добавил он, чуть помолчав.
— Ну что ж, — улыбнулся писателю Николай, — мне отрадно это слышать. Однако я бы на вашем месте все-таки сверился о здоровье брата. Граф говорил о его болезни весьма уверенно. И его информация касательно Марии Дмитриевны оказалась верна, ведь так? Состояние вашей жены вызывает опасения, — сказал император и вопросительно посмотрел на собеседника.
— Увы да, ваше величество, — согласился Федор Михайлович. — Чахотка творит с людьми страшное… но я не теряю надежд на излечение.
— Это похвально, — закивал государь, — но туберкулез — болезнь прескверная, я думаю, вашей супруге куда лучше будет отдохнуть в надлежащем врачебном учреждении…
Николай Александрович сделал знак рукой, и стоящий рядом ординарец подал Достоевскому плотный конверт с сургучной печатью.
— Здесь приглашение для вашей супруги посетить туберкулезный санаторий доктора Бремена в Силезии.[26]Лечение уже оплачено, не беспокойтесь.
При взгляде на конверт Федор Михайлович застыл в нерешительности. Конечно, он по-прежнему любил жену и по-своему о ней заботился. Федору было мучительно больно видеть ее непрекращающиеся приступы глухого кашля, которые, казалось, ломали изнутри хрупкое тело Марии. Однако человек слаб… Писатель уже не мог заставить себя оставаться рядом с мучающейся женой.
Он сбежал от нее, ему стыдно было в этом признаться, но сбежал, сбежал. Уехал в Европу, оставив жену на попечение близких. Пустился во все тяжкие, закрутил любовный роман с прелестной г-жой Сусловой, встреченной им в Париже, проигрался в рулетку…
