Дик задумчиво дочерчивал последние иероглифы в своем заклинании, используя для этого какой-то жухлый прутик, видимо подобранный неподалеку. Я плюхнулась рядом и с интересом принялась изучать рисунок, пытаясь вспомнить уроки, которые проводились по изучению человеческой магии. Одна из завитушек напоминала аналог буквы «с», потом «р», «в», «г», «н»… нет, я явно не так читаю, хотя кто знает. Я покосилась на сосредоточенно вглядывавшегося в схему Дика. Вот уж кто знает значение всей этой мешанины символов, так это он.
– Слушай, может, расскажешь, а что это ты рисуешь?
– Не мешай.
Я тяжело вздохнула. Оська сел рядом с Диком и принялся другой веточкой тоже что-то карябать. Очень быстро на песке появились следующие слова: «Дик – дурак».
Я замерла, ожидая взрыва, праведного гнева и срочного обрушения всей вселенной. Но лорд даже ухом не повел, продолжая работать над чертежом. Оська удивленно хмыкнул и, старательно высунув язык, принялся чертить следующее послание. Мы с Лисом (подсел-таки рядом) с интересом его прочитали: «Дик + Ирлин = любовь».
Я покраснела, а Лис громко фыркнул. Оська с надеждой всматривался в лицо Дика, испытывая, очевидно, неудовлетворенность от такого обидного невнимания к своим стараниям. Тогда на земле начало появляться третье, роковое послание: «Дик + Лис = любо…»
Ударили оба, причем одновременно. Оська успел увернуться только от кулака Дика (был психологически готов), но удар Лиса стал для него полной неожиданностью. С воплем теряя перья, он взлетел в воздух и на наших глазах рухнул в колодец. Послышался долгий утихающий вой и тихий бульк в конце. Я решительно встала. Дик пожимал Лису руку, сохраняя невозмутимое выражение лица. Я прыгнула в колодец. Кажется, меня пытались схватить за ногу, но я выскользнула. Оську я не брошу ни за что. Пусть он вредный, пусть не умеет себя вести и имеет привычку доводить окружающих до белого каления, но он никогда меня не бросал.
Ледяная вода заставила закричать от неожиданности, и я тут же ее вдоволь наглоталась. Кое-как придя в себя, я оглянулась по сторонам, используя истинное зрение. Оську я не нашла. В ужасе рывками продвигая свое тело вперед, я пыталась нащупать его на дне, как вдруг меня кто-то укусил за ногу. Обернувшись, я увидела изо всех сил тянущего меня за ногу к поверхности Оську, старательно впившегося в ступню всеми коготками. Радостно булькнув, я рванула обратно, оторвав его от нога и крепко сжав в руках. Он почему-то вырывался и даже пытался кусаться, но это мелочи.
Вынырнув на поверхность, я радостно прижала его к себе и чуть не расплакалась. Оська сильно кашлял и громко ругался, что я дурочка, так и помереть от переохлаждения можно, а он о себе и сам позаботиться в состоянии.
– Эй, вы там как, живы? А то тут Дик уже полуголый и рвется всех спасать.
Подняв голову вверх, я увидела довольную рожицу Лиса и встрепанную голову Дика, тот и впрямь был без рубашки.
– Вот так всегда, – заворчал Оська, вскарабкиваясь мне на голову и старательно отряхиваясь, пока я цеплялась руками за скользкие камни стен, – сначала угробят, а потом якобы рвутся спасать.
На Оську рухнуло что-то тяжелое, придавив и меня. Он пискнул от удивления, пытаясь выбраться из-под того, что при более детальном рассмотрении оказалось обычной веревкой. И вовремя – ног я уже практически не чувствовала.
– Обвяжись вокруг талии, мы вас вытянем, – крикнул Лис.
Я послушалась и вскоре рывками начала подниматься вверх, чувствуя, как веревка впивается в подмышки, и слушая непрерывное ворчание возмущенного до глубины души Оськи.
Свет хлынул в глаза так неожиданно, что пришлось сощуриться. Меня вытащили из колодца в четыре руки, срочно переодели в сухую одежду (отдали длинную рубашку Дика, которую я обмотала вокруг пояса, и его же куртку, которую я надела), Лис при этом растирал мне ноги, а Оська дрожал за пазухой, жалуясь, что я слишком холодная. Я могла только виновато улыбаться – в конце концов после такого купания оставаться теплой и живой казалось невозможным в принципе.
– Ладно. – Дик встал и рывком поднял меня на ноги, задумчиво изучая. – Рисунок готов, можем активировать и идти дальше.
– Может, подождем до завтра? – Лис развешивал мои вещи на краю колодца для просушки.
– Нет. Иллюзию создают трое, и никого из них сейчас в деревне нет, так что нам надо торопиться.
– Как это нет? – удивленно повернулась я к нему. – А как же те женщины, с которыми мы недавно говорили?
– Это мираж.
Мы с Лисом недоуменно переглянулись. Оська громко чихнул за пазухой и хмуро сообщил, что может заболеть, причем смертельно. Я сильнее прижала его к себе, жутко переживая, что ничего не могу сейчас для него сделать.
– Дай его мне, я теплый.
Я недоверчиво посмотрела на хитро улыбающегося Лиса. Он только пожал плечами.
– Ну в конце концов это же моя вина, а значит, и исправлять ее мне, тем более что ты сейчас ему особо ничем помочь не можешь.
Я уныло кивнула и расстегнула куртку. Лис почему-то покраснел и отвернулся. Я некстати вспомнила, что человеческие женщины почему-то никогда не раздеваются перед мужчинами. Что ж, ладно, запомним.
– На.
– Ты застегнула молнию? – сурово уточнил все еще красный как рак Лис.
– Угу.
Удивленного Оську торжественно передали с рук на руки.
– Зачем это? – наивно спросил он.
– Теперь ты мой, – радостно заржал Лис и сунул его к себе за пазуху.
Послышались возмущенные крики, Оська сильно сопротивлялся, Лиса пару раз назвали извращенцем, но потом все стихло. Оська пригрелся, успокоился и даже заснул. Мы с Лисом довольно друг другу улыбнулись.
– Я активирую заклинание, – раздался спокойный голос лорда за нашими спинами.
– А что мы должны делать? – спросил Лис.
– Встать в круг.
Что мы, собственно, и сделали.
Дик не произнес ни слова, не сделал ни единого жеста, но мир вокруг вдруг как будто поблек и начал медленно растворяться. Линии заклинания на песке мягко засветились красным, а нас, как и раньше, отгородила от внешнего мира тонкая прозрачная стена. Я подошла к ней, чувствуя, как песок под ногами становится камнем, в который будто вплавлены иероглифы лорда. Прижавшись носом к невидимой преграде, я наблюдала, как меняется улица: будто на холст с только-только нарисованной картиной художник льет растворитель, и вот уже краски смешиваются, бледнеют и расползаются, смазывая очертания предметов и превращая все вокруг в одну монотонную непонятную массу, которую, кроме как грязью, ничем больше и не назовешь.
А потом все исчезло: растворилось, как сахар в стакане, и, как и предсказывал Дик, под ногами была черная, выжженная земля, над головой громыхало и сверкало разрезами молний грозовое небо, а деревья, потеряв всю свою листву и свежесть, сиротливо торчали на фоне холмов старыми уродливыми фигурами с обломками ветвей.
