— Господин, из Киледара можно бежать. Только это очень опасно. Если поймают, убьют на месте.
Анри смотрел внимательно и серьезно, и юноша продолжил:
— Есть тайный ход, им пользуются служащие радже мусульманские воины, когда делают свои вылазки. Это содержится в секрете. Обычно они выезжают глубокой ночью и с большими предосторожностями, потому до сих пор этот проход не обнаружен ни одной разведкой.
— Откуда ты знаешь?
Аравинда смущенно улыбнулся.
— Подслушал. Я ведь жил во дворце! Я не хотел говорить об этом, потому что боюсь за твою жизнь.
— Ты мне поможешь?
— Да, господин!
— Пойдешь со мной?
Юный индиец решительно покачал головой.
— Нет. Пожалуйста, не приказывай, не проси. Я остаюсь в крепости.
— Хорошо. Скажи, тебя ни в чем не обвинят?
Аравинда пожал плечами и сделал наивное лицо.
— Я скажу, что ничего не знал и не знаю. Кто я такой? Шудра, глупый слуга…
Анри вспомнил, как оговорил себя под пытками, но промолчал. Соблазн был велик. Он стоил риска, а возможно, даже жизни, сытой, беспечной и недолговечной. Как только терпение англичан или французов лопнет и они всерьез решат взять крепость, Киледар не выдержит натиска или долгой осады.
В воздухе витал аромат трав и нагретой солнцем листвы. В недосягаемой вышине мерцали огненные точки, вспыхивали и на секунду гасли в ритме, едином для всех земель, для всей необъятной Вселенной. Анри прислушался. Никаких посторонних звуков, лишь едва слышимое колыхание зарослей и сонный шелест ветра в деревьях.
Неужели — свобода?! Анри хотелось погрузиться в нее до головокружения, до дна! Слегка пригнувшись, он пошел вперед.
Долгие дни и ночи они с Аравиндой выслеживали и высматривали, когда лучше бежать из крепости. Анри был предельно осторожен. Аравинда предупредил, что мусульманские воины не знают пощады. Как и в прежние времена, они использовали стрелы и пускали их в каждую тень.
Сожженная безжалостным солнцем трава колыхалась с таким звуком, точно во тьме кто-то тяжело и тревожно дышал, Под деревьями расползались густые тени, длинные и мрачные, похожие на щупальца неведомого чудовища.
Молодой человек почти добрался до густых зарослей, когда услышал позади какой-то шум и едва различимый возглас. Анри оглянулся и увидел, как со стороны крепости мчится легкая черная тень. В ту же секунду послышался свист, а затем короткий сдавленный крик. До спасительной границы, за которой начинались джунгли, оставалось несколько шагов. Если броситься к ним что есть сил, он успеет скрыться!
Сердце билось как бешеное, ритм его ударов был похож на движения неистово раскачивающегося маятника. Что делать? Как быть? Убежать, укрыться в темноте? Или… Кто бежал следом за ним, кого могли сразить стрелой?!
Анри остановился, потом повернул назад. На потрескавшейся, горячей, дышащей зноем земле, скорчившись, лежал Аравинда и еле слышно стонал. Анри наклонился и увидел искаженное от боли лицо и закатившиеся глаза.
— Я решил пойти с тобой, — из последних сил прошептал юноша.
— Не разговаривай! Молчи!
Анри осторожно повернул скованное судорогой тело и увидел торчавшую из спины стрелу. В тот же миг его окружили люди; они говорили на непонятном языке, а Анри яростно кричал по-французски и на хинди:
— Не убивайте! Позвольте вернуться в крепость! Этот человек ранен, его нужно спасти!
Странно, но его вид и слова возымели действие. Анри поднял Аравинду на руки и понес, умоляя всех известных и неизвестных богов пощадить жизнь юноши.
Войдя в крепость, он вел себя подобно безумцу; уверял, что не произнесет ни слова в свое оправдание, пока к Аравинде не позовут врача. В результате раджа прислал лекаря, и тот, осмотрев раненого, сказал, что, хотя стрела задела легкое, надежда на выздоровление есть. Стрелу извлекли, рану забинтовали; Аравинду напоили опием и уложили в постель. Анри всю ночь просидел рядом, а наутро к нему пришел Викрам.
Выражение его лица было мрачным и суровым. Он не стал садиться и с ходу произнес:
— Никто не ожидал от вас такого, Анри!
Анри медленно поднял взгляд, хранивший след недавней ярости.
— А что вы ожидали? — произнес он холодно и резко, без налета прежней вежливости. — Что я буду жить, наслаждаясь беззаботным существованием и роскошью, которые кто-то принимает за свободу и счастье? Задумывались ли вы над тем, каково мне было присутствовать на допросах пленных англичан? Прежде я жил в их лагере — за кого они могли принять меня теперь?! За пределами крепости осталась моя жена, которая, возможно, считает меня погибшим, ютится неизвестно где и голодает! Так чего стоит ваша свобода?
— Я никогда не называл это свободой. Я говорил, что такова необходимость.
— Это ваша точка зрения, — отрезал Анри.
— Вам повезло, что вы остались живы, — заметил Викрам. — Кто рассказал вам о проходе? Ваш слуга?
— Он здесь ни при чем.
— Тогда откуда такие сведения?
— Об этом вы никогда не узнаете. Когда-то я проявил слабость под пытками, но больше этого не будет.
Викрам пожал плечами.
— Мальчишка побежал за вами. Значит, он знал, куда и каким путем вы идете!
— Я ему рассказал. Звал за собой. Сначала он отказался, a потом передумал.
— Чем вы его приманили? Деньгами?
— Я как раз пытался ему объяснить, что деньги, сытость, безделье и видимая беспечность существования — это не главное.
Викрам усмехнулся. В его лице что-то неуловимо дрогнуло, и отрешенность во взгляде исчезла.
— Полагаете, он стал счастливее? Вам ничего не изменить: шудра способен изведать лишь судьбу шудры. Истинное человеческое счастье заключается в том, чтобы существовать среди себе подобных и не мечтать о большем.
— Вы в самом деле так думаете? Люди придумывают границы и живут в их пределах всю жизнь, даже не задумываясь, правильно ли это. А еще надеются на благие перемены в последующих перерождениях! — с горькой иронией воскликнул Анри.
Викрам смотрел серьезно и строго.
— Именно поэтому границ нарушать нельзя.
— А освободиться можно?
— Да. Каждый сам выбирает свою дорогу к богу. Если она окажется истинной, круг перерождений будет разорван. Душа человека навсегда останется в высшем мире и больше не возвратится на землю.
— Истинной — это значит безгрешной?
— По-вашему, да.
— Это невозможно. Или вы думаете иначе?
— Не знаю, — ответил Викрам. — Моя жизнь не была безупречной.
Анри внимательно посмотрел на него.
