Джоан молчала.
— А она поняла, по меньшей мере, что не хочет больше быть с Эдмондом.
Джастин вкратце пересказал матери историю исчезновения Саманты. Она с интересом выслушала.
— И что ты намерен делать?
— Искать ее.
— С чего начнешь?
— Ну в Лондон она не прилетала. Наверное, из Дублина махнула куда-то еще. Начну оттуда.
— Марш за цветами, потом в аэропорт. Нет, погоди, цветы могут завять, на месте лучше купишь свежих.
— Что-то подобное я уже сегодня слышал…
— Ничего, я старая больная женщина, я имею право повторяться.
— Мам, ничего ты не старая и уж тем более не больная. Так, чуть-чуть прихворнула. Я же тебя знаю, ты последний человек, который станет себя жалеть.
— Не переводи разговор!
— А я не перевожу. Но пока ты не поправишься, я никуда не полечу.
— Сынок, не будь дураком!
— Лучше дураком, чем подлецом!
— А что, по-твоему, подлость?
— Оставить тебя одну.
— Ерунда! Я уже много лет живу одна, и мне это нравится.
— Тебе нужен уход! Тебе нужно лежать в постели!
— Слушай, сынок, может, ты намерен и судно мне подавать?
— Мама!
— Что?! Я не при смерти! И, кстати, вполне финансово состоятельна, чтобы нанять сиделку на первые несколько дней! Ну что ты так на меня смотришь? Такое простое решение не приходило тебе в голову? Или ты намеревался не только сидеть в Лондоне, пока твоя пассия, может, на краю света и покоряет Джомолунгму? Помнится, она любительница острых ощущений и большого риска… Так вот: ты намеревался остаться в Лондоне и бросить работу, чтобы ухаживать за мной? Как в лирических фильмах?
— Нет, но…
— Джастин, опомнись, на дворе двадцать первый век! Время персонажей Диккенса прошло. И тебе вовсе незачем чем-то жертвовать, чтобы со мной было все в порядке. Сейчас такие проблемы решаются по-другому.
Джастин чувствовал себя полным идиотом и выглядел соответственно.
— Ладно, сынок, не переживай, все мы время от времени упираемся лбом в стену, которая, по большому счету, в ширину десять шагов.
— Да. Но когда упрешься — этого уже не видно. Хорошо, когда есть кто-то, кто стоит поодаль.
— Слушай, мы с тобой сочиняем аллегории, как два французских писателя эпохи барокко. А чай, между прочим, уже действует. Я вот-вот усну.
— Намек понятен, мам. Отдыхай. Я пока состряпаю что-нибудь на ужин.
— Джей…
— Да?
— Послушай, если ты уже давно был в нее влюблен, как же ты… терпел то, что она с другим?
— Дурак был, — просто ответил Джастин и усмехнулся. — Как же здорово, что люди могут меняться.
— Ну… меняться или не меняться, а умнеть — точно. Правда, медленно. Так что если что, мой богатый жизненный опыт и огромный багаж добрых советов к твоим услугам.
— Спасибо. Я знаю. — Джастин наклонился и поцеловал мать в щеку.
Удивительно, как она умудряется даже сейчас — только что с больничной койки — пахнуть сладкими духами, похожими на те, что Джастин помнил с детства, и покоем?
У Сары Фокс выдался непростой денек: у нее было назначено четыре смотра квартиры, на два из них клиенты не пришли, а другие два не увенчались успехом. В перерыве между этими в высшей степени нервными и безрадостными мероприятиями ей пришлось держать отчет перед шефом, который подозревал, что ее вспыльчивый и вздорный характер каким-то мистическим образом отпугивает от нее даже тех, с кем она не успела пообщаться, а также в наказание готовить ему обзор новостей рынка недвижимости.
В девятнадцать ноль шесть она вышла из дверей здания, в котором располагался их офис, с видом человека, которому должен весь мир. Она осознавала, что на ее лице лежит именно такая маска, но предпринимать какие-то усилия, чтобы избавиться от нее, не собиралась. Пусть знают. Пусть все видят, что она просто убилась сегодня на своей чертовой работе, убилась настолько, что ее парню, судя по всему, придется ложиться спать во всех смыслах голодным и злым, но ничего, все равно завтра утром они помирятся… во всех смыслах.
Она не хотела задумываться о том, какая связь между всем миром, который ей якобы должен, и работой, которая кормит не кого-то там — ее саму. Она просто поступала, так сказать, по велению сердца, и находила в этом своеобразное мрачное удовольствие.
Кроме того, шел дождь, в ее любимом зонтике только сегодня сломалась спица, купить новый она не успела, а под кривым идти стыдилась, и, предвкушая пятнадцать минут пути до автобусной остановки под мелким, но вполне уверенным в себе дождем, Сара начинала подозревать себя в вампиризме: в ней просыпалась жажда крови. Она подходила к переходу, когда проезжавшая мимо машина обдала ее фонтаном водянистой грязи. Сара поняла, что если сейчас же кого-нибудь не убьет, то просто не сможет жить дальше.
И в этот момент ее кто-то окликнул.
Несчастный, плотоядно и без тени жалости подумала Сара и оглянулась.
К ней широкими шагами приближался некто, настроенный очень решительно. Сара успела удивиться: разве у нее есть такие могущественные враги, которые стали бы нанимать киллера, чтобы сжить ее со свету? Бывшая сокурсница Мириам Шуман и пара знакомых дам, у которых она увела мужчин, конечно, не в счет.
— Сара, привет, мое имя Джастин Мюррей. Помнишь меня? Я… друг Эдмонда Ивена.
— О-го-го! Привет, Джастин. — Сара растерялась. Что же делать? Наверняка он будет пытать ее про Сэм. И наверняка по просьбе этого паршивца Эда. Сам он не решился бы прийти к ней: слишком хорошо знает, что она его на дух не переносит.
— Можно пригласить тебя под зонт?
Сара с сомнением уставилась на большой черный зонтик с деревянной ручкой, который он держал над собой.
— Не бойся, он крепкий, — заверил ее Джастин, как будто ее колебания относились к безопасности нахождения под этим зонтом.
Сара усмехнулась:
— Ну если мне ничто не угрожает, я согласна.
Она шагнула к Джастину, но класть руку на сгиб его локтя не торопилась: это сократило бы ее шансы к отступлению и существенно ограничило в выборе гадостей, которые она намеревалась через Джастина передать его малодушному дружку. Джастин, конечно, милый парень, но его выбор в плане друзей настораживает.
Хотя с Джастином самим тоже явно что-то не так. Сара запомнила его очень спокойным, аж до холодности, улыбчивым, молчаливым, но в целом вполне обаятельным. Сейчас он не выглядел ни спокойным, ни холодным, ни улыбчивым — наоборот, вокруг него вибрировала энергия, он был собран, серьезен, в меру напряжен — хотя и обаятелен, чего спорить.
Сара имела слабость к мужскому вниманию и рядом с приятными мужчинами таяла, как сахар в горячей воде, забывая о своих проблемах, доводах рассудка и даже иногда о принципах.
