– Что, никаких историй о пожаре? О драке или скандале?
– Нет, Бирс! Я не смогла отыскать ничего в газетах о маме и о дяде. Знаю, что ее убили. В тот момент я пряталась в шкафу. Лао Лао видела ее тело. Потом пришли люди, назвавшиеся детективами. Они унесли тело мамы. Вымыли помещение. А после этого…
Она допила свою «Кровавую Мэри». Я отмахнулся от бармена, надеявшегося, что она попросит повторить заказ.
– И что после этого?
– Ничего. Ни слова в газетах. Ни слова от полиции. Похорон не было. Траура – тоже.
Это казалось невероятным.
– А что же детективы?
– Мы их больше не видели. Когда Лао Лао наконец-то пошла в полицию, они отрицали, что это вообще случилось. Просто сказали, что записали мою маму и Джонни в список «пропавших людей». Думаю, они до сих пор там числятся.
– Я же работал в полиции. Такие вещи спрятать невозможно.
– Черт возьми, Бирс! Они спрятали. Если ты не понял: моя мама и Джонни родились в Гонконге. Они были нелегалами, то есть не вполне людьми. Об этом и говорить нечего. Лао Лао до сих пор нелегал, во всяком случае она сама себя такой считает. На людей ее поколения амнистии не распространяются. Они всегда боятся, что кто-нибудь придет посреди ночи и убьет их. Поэтому не осмеливаются задавать вопросы. – Она ткнула пальцем в мою сторону, словно я был врагом. – Но не я, – добавила она. – Я родилась здесь. Со мной они ничего не смогут сделать.
Я начал осознавать чудовищность того, о чем она говорит.
– Они – кем бы они ни были – могут тебя убить. Думаю, мы оба с тобой это понимаем.
– Может быть, но у них есть слабые места, верно? Если приходится убивать хорошую белую семью, где муж работает в полиции, они не могут этого скрыть.
– Нет, – согласился я, – и они обвинили в убийстве меня.
– Я в это не поверила.
– Спасибо. Ты знаешь, в какое время они пришли убивать твою мать?
Она набрала в грудь воздуха. Я догадался, что Элис Лук никогда не говорила об этом с другим человеком, и мне показалось это очень интересным.
– Я уверена, что это было днем, в половине второго. Я ходила в бесплатный детский сад для детей иммигрантов, чтобы мама могла работать. И могла это проверить. Сад работал в будние дни с десяти утра до восьми вечера. По субботам закрывался в полдень, мама меня забирала, и мы были с ней дома. Помню, что в саду я бывала подолгу, значит, маме так требовалось. Лао Лао каждый день до пяти часов работала в китайском магазине, торгующем лекарственными травами. Время от времени она и сейчас там работает. Так что это произошло после полудня.
Она немного нервно на меня посмотрела.
– В судебных отчетах сказано, что полиция пришла в твой дом после того, как кто-то позвонил около семи часов вечера по телефону и сказал, что услышал крики.
– Верно, – согласился я. – До четырех часов я был на дежурстве. Мне нужно было еще написать отчет, а потому раньше шести часов я бы не вернулся.
– Что ты помнишь?
Я посмотрел на кружку с пивом. Маленький глоток не помешает.
– Последнее, в чем я уверен, так это в том, что ушел с работы. Вроде бы поставил машину в гараж. Думаю – хотя, возможно, это всего лишь воображение, – что видел на Оул-Крик чужой автомобиль. Современный и блестящий. Поскольку там стоит только наш дом, это могло показаться странным. У соседних промышленных зданий есть собственные стоянки. Но я ни в чем не уверен. Беда в том, что, когда сильно стараешься вспомнить что-то, в голове прокручиваются события и ты не знаешь, что из них реальное, а что – воображаемое. Следующее, что я твердо помню, это то, что проснулся в госпитале, окруженный людьми, которых до той поры считал друзьями. Они смотрели на меня как на монстра.
Элис положила ладонь на мою руку.
– Ты рассказал об этом очень непринужденно, – заметила она. – Думаю, об этом полезно поговорить.
– Было бы полезнее, если б я больше помнил. А ты, с другой стороны…
Я сжал зубы. Мы оба знали, что это нужно сказать.
– Скорее всего, – продолжил я, – сначала они явились к твоей маме, выбили из нее что-то о Мириам, убили, а затем пришли за нами. Думаю, ты сама давно до этого додумалась.
– Они три часа убивали мою маму, Бирс. Она нелегко сдалась.
– Я ее не осуждаю. Я так устроен, что от меня можно узнать что угодно. Если б я знал, чего хотят от меня Маккендрик и те, другие, тут же сказал бы им об этом и сбежал бы из города.
Элис рассмеялась.
– Это уж точно.
– Нет. В самом деле. Просто выбора у меня нет. Они хотели что-то узнать у твоей мамы и били ее, пока она им это не сообщила. Потом они добивались чего-то у Мириам. И не узнали.
– Твой маленький сын… – Ее зеленые глаза осторожно на меня посмотрели. – Ни одна мать не станет держать что-то при себе, если это угрожает ребенку.
Я покачал головой.
– У нее не было выбора. Я много раз читал отчеты о вскрытии тела, пытаясь понять, что произошло. Тут было не так, как с твоей мамой. Мириам они убили быстро. Слишком быстро. Думаю, она умерла, прежде чем ублюдки предложили ей выбор. Рики оказался свидетелем. Л я был удобным козлом отпущения.
Что-то сверкнуло в моей памяти. Что-то неприятное. И не хотел думать об этом и уж тем более обсуждать с Элис Лун.
– Было нетрудно создать видимость, будто она ударила меня, защищаясь. От некоторых вещественных «доказательств» несло на всю округу, но к тому моменту, как я понял это, мне было все равно: мне не за что было бороться.
Она заказала себе еще один напиток. Неожиданный доход вызвал улыбку на лице бармена. Я тоже ощутил сильную жажду. Выпил маленькую кружку пива и тут же заказал большую.
Когда бармен отошел, я повернулся к ней и сказал:
– Тебе нужно как следует подумать об этом, Элис. О том, что ты слышала, когда пришли за твоей мамой. Я знаю, тебе будет больно, но это – единственное свидетельство, которое у нас есть.
Она посмотрела на мое пиво, взяла кружку, перегнулась через прилавок и вылила в раковину три четверти объема. Бармен в ужасе смотрел на это, но промолчал, не помог испытывающему жажду человеку.
– Я пыталась. В самом деле пыталась. Я лишь помню, что они все время повторяли эти слова – «Сестра дракона».
– Они говорили по-китайски?
– Нет. По-китайски не было ни слова. Я думала…
Элис покачала головой. Длинные волосы мягко закачались по плечам. Похоже, она тоже устала.
– Они все время спрашивали: «Где это? Где это?» Я думала, что они имеют в виду место. Разумеется, я ошибалась. Если они пришли к маме, то знали, где находится бар. Выходит, у нее было то, что ей принадлежало. Или они так считали. Думаю, она, должно быть, сказала, что это находится в твоем доме.
