Книга Сети соблазна - Мэри Бэлоу

– Ах, мистер Кортни, это правда? Вы поговорите с папой?

– Я еду утром, – ответил он.

Он еще раз поцеловал ее, на этот раз весьма пылко. – Может, я и скучный малый, Джин, – проговорил наконец Ховард, – но я всегда буду вам предан.

– Я люблю вас, Ховард, – сказала Джин.

* * *

Этим вечером стоило гордиться. Она весь вечер держалась с достоинством, которого требовал ее возраст, – без всякой нарочитой и предвзятой веселости, без всякого кокетства.

Но всякой выносливости есть предел. Мэдлин гордилась собой и знала, что не сорвется, но будет продолжать свою новую жизнь и быть счастливой при этом, потому что не в ее натуре быть несчастной на протяжении долгого времени. Но несчастливая пора тоже бывает, и такая пора грозила ей в недалеком будущем.

Бал скоро кончится, все пойдут спать и проспят до позднего утра. А потом начнется страшная суета и толкотня, а леди Бэкворт и Александра заплачут. И он уедет.

Больше она не могла танцевать. Вероятно, если она ускользнет от гостей и ляжет в постель и уснет, то все проспит. А когда проснется, он уже уедет.

Нет, и лечь в постель она тоже не может. В тишине спальни будет еще хуже.

И Мэдлин вышла из бального зала через французские дверей и обогнула дом и сад. И пошла по усыпанной гравием дорожке, пока не подошла к каменному фонтану. Именно здесь она танцевала с ним и целовалась в тот раз. Именно здесь они не сказали друг другу последнее прости, потому что она не знала, что он уезжает.

Мэдлин стояла и смотрела на воду в чаше фонтана, на рябь, сверкающую под луной. Опустила руку в воду, отметив, какая она прохладная. Услышав скрип гравия за спиной, девушка не обернулась. Она знала, кто это. В глубине души Мэдлин в этом не сомневалась. Ей не нужно было оборачиваться.

– Трудно поверить, что прошло четыре года, – произнесла она, когда шум шагов стих.

– Да, – сказал он.

– Но на сей раз вы намерены соблюсти приличия, – продолжала Мэдлин, с улыбкой поворачиваясь к нему. Луна светила ему в спину. Лицо его скрывалось в темноте. – Прилично попрощаться завтра, вместо того чтобы умчаться в ночь.

– Да, – сказал он. – Прощаться я буду завтра. Но не с вами. С вами мне завтра не хотелось бы видеться.

Мэдлин обхватила себя руками, словно баюкала свою боль. Но решила не обижаться. Ей ведь тоже не хотелось видеться с ним утром.

Он протянул ей правую руку:

– До свидания, Мэдлин.

Она долго смотрела на эту руку, прежде чем вложить в нее свою и ощутить крепкое пожатие.

– До свидания, Джеймс.

Но когда их руки разжались, он не повернулся и не ушел. Он стоял и смотрел на нее, и она старалась запечатлеть его в своей памяти. Потому что она знала – неделями она будет питаться этим мгновением. А может быть, месяцами или годами.

Когда его пальцы, легко очертив линию ее подбородка, замерли, она закрыла глаза, впитывая это прикосновение всеми нервными окончаниями своего тела.

– Хотелось бы мне знать, – мягко проговорил он, – могли бы мы с вами стать друзьями, если бы постарались? Или противоречия между нами коренятся в глубине наших характеров? Равно как и влечение.

Мэдлин не могла ему ответить. Даже ради спасения собственной жизни она не смогла бы выдавить ни слова из своего саднящего горла. Она закрыла глаза и слегка покачала головой.

Она не могла так же открыть глаза, как не могла заговорить. Его пальцы все еще прикасались к ее подбородку. Его губы были мягкими и неторопливыми.

А потом и губы, и рука исчезли. Снова слышалось только тихое похрустывание гравия. Но она не открывала глаз.

* * *

Граф Эмберли прощался со своими гостями; жена стояла рядом с ним.

– Славный бал, Эмберли, – сказал сэр Перегрин Лэмпман, пожимая руку друга. – Хотя я смертельно обижен, что у вашей жены не нашлось для меня свободного танца.

– Алекс никого не отличает особо, – ответил граф с усмешкой. – Она танцует со всеми, кто ее пригласит. Попытайтесь еще разок через год, Перри.

– Превосходный бал, превосходный бал! – сказал сэр Уильям Кэррингтон с сияющей улыбкой, звонко целуя в щеку племянницу жены. – Но я собираюсь писать в Лондон на этой неделе, Эдмунд, и передам им последние сплетни. Вы только один раз танцевали со своей женой. Это неприлично, мальчик мой.

– Ах, Уильям! – сказала его жена, краснея и стискивая ему руку. – Не обращайте на него внимания, Эдмунд. Он очень любит шутить. Все знают, что вы с удовольствием протанцевали бы с Александрой всю ночь.

– Чудесный вечер, как всегда, милорд, – сказал мистер Кортни, пожимая руку графа сокрушительным рукопожатием и сердечно кивая графине. – Чудесный вечер! Я могу сказать это от имени всего моего семейства и очень жалею, что моей Сьюзен здесь не было.

– Вы уезжаете вскоре в Лондон? – спросил граф, улыбаясь миссис Кортни. – Пожалуйста, передайте Сьюзен нашу поздравления.

– Очень мило с вашей стороны, милорд, – проговорил мистер Кортни. – Миссис Кортни уезжает завтра. Я могу доложить присутствующему обществу шепотом, милорд и миледи, хотя, конечно, официально еще ничего не решено, пока отец молодой леди не даст согласия…

Граф посмотрел с интересом на своего соседа и на вспыхнувшего Ховарда, стоявшего рядом с отцом.

– Мисс Кэмерон сегодня вечером приняла предложение Ховарда, – с торжествующим видом провозгласил мистер Кортни. – И миссис Кортни и я – мы просто растерялись от счастья.

– Вот как, Ховард! – И граф протянул руку своему арендатору и сердечно пожал ее. – Поздравляю! Я уверен, что вы сделали разумный выбор. Где же мисс Кэмерон?

Она стояла неподалеку, под руку с Джеймсом, вид у нее был встревоженный и смущенный. Когда граф поцеловал ее в щеку, а графиня обняла, девушка, кажется, вздохнула с облегчением.

– Надеюсь, вы не подумаете, что я употребила во зло ваше гостеприимство, – сказала она.

– Я целый год строил планы, как бы поудачнее женить Ховарда, – признался Эдмунд. – Видите ли, моим арендаторам нужно обзаводиться женами, если они намерены иметь процветающее хозяйство, удобные дома и душевный покой.

Джин взглянула на Джеймса, который улыбался ей успокаивающей улыбкой, а потом бросила робкий взгляд на своего нареченного. Он держался на заднем плане, в то время как его отец с матерью обняли ее еще раз перед уходом. Ей показалось, что все косточки у нее хрустнули – таковы были нежные отеческие объятия мистера Кортни.