Сперва вокруг ничего не видно. Небо такое серое, что я даже отражения своего не вижу, а в непрозрачной воде трудно что-нибудь различить. Вдруг что-то легонько задевает пальцы опущенной в воду руки. Акула? Дельфин? Я поспешно отдергиваю руку, вспоминая, сколько диковинных морских существ видела в отцовских книгах о море.
Я осторожно заглядываю за борт ладьи — и вознаграждена за смелость тем, что вижу чей-то глаз. Судя по тому, как он торчит из воды, еще скрывающей остальное тело существа, это скорее аллигатор или крокодил. Нет, такого просто не может быть. Откуда бы им взяться посреди моря? На миг я отвожу взгляд от странного существа и оглядываюсь на своих спутников, заметили ли они его.
Димитрий впервые за все время нашего странствия задремал рядом со мной. Быстро обежав взглядом ладью, я убеждаюсь, что усталость одолела всех. Соня и Луиза спят сном младенцев, а Эдмунд оцепенело смотрит куда-то поверх носа лодки.
Я снова перевожу взгляд на воду — уж не вообразила ли я это морское существо? Нет, оно все там же, без малейшего усилия скользит рядом с бортом и словно бы наблюдает за мной сочувственным глазом. Вот глаз моргает, а существо слегка приподнимается над водой. Оно похоже на лошадь, хотя когда из моря высовывается и тут же тихо уходит обратно длинный чешуйчатый хвост, я понимаю, что таких лошадей в жизни не видывала.
Глаз странной лошади — вот что притягивает меня. Хотя я не могу толком объяснить этого — но в нем светится понимание. Понимание всего, что я вынесла. Грива морского коня струится вокруг крупной головы, точно водоросли. Не удержавшись, я протягиваю руку, тянусь к могучей шее, что виднеется под самой поверхностью. Существо покрыто гладкой шерстью. Бездонный взгляд странного животного и заворачивающее ощущение от прикосновения совершенно гипнотизируют меня. Я глажу существо, и глаза его закрываются, точно от удовольствия. А когда открываются снова, я осознаю свою оплошность.
Я не могу убрать руку — она прилипла к шее загадочного создания. Большой глаз снова моргает, а потом существо погружается под воду, затягивает с собой и меня. От потрясения я не могу вымолвить ни слова, не могу даже пошевелиться, но уже начав переваливаться за борт, выхожу из оцепенения, отчаянно брыкаюсь, хватаюсь за что попало, мгновенно перебудив всех пассажиров ладьи.
Поздно. Существо гораздо сильнее и мощнее меня, и я в долю секунды перелетаю через борт и оказываюсь в воде. Последнее, что я вижу — не полные ужаса и смятения глаза Димитрия, но безликие фигуры, все так же восседающие на носу и корме ладьи. Они одни не шелохнулись посреди овладевшего ладьей хаоса.
Перед тем как с головой уйти под воду, я успеваю сделать глубокий вдох. Сперва я еще борюсь, пытаюсь отодрать руку от шеи чудовища, однако скоро осознаю — все тщетно. Существо погружается на дно не стремительно, хотя, безусловно, могло бы — нет, медленно и плавно, точно все время мира к его услугам. Это мучительно — ибо и мой конец настанет не сразу. Да, мне хватит времени представить, как именно я умру и как легко это предотвратить, будь у меня хоть какое-нибудь оружие.
Темная вода внизу кишит какими-то тенистыми фигурами и склизкими предметами, то и дело задевающими меня. Скоро, слишком скоро меня одолевает апатия, которая, как я знаю, сопутствует смерти в морской пучине. Тело мое плывет за массивным туловищем морского чудовища, но рука все так же прилеплена к его шее, как в тот миг, когда оно утащило меня в воду. Воля и готовность бороться покидают меня, и я уже не сопротивляюсь силе, что тащит меня все дальше и дальше в глубину. Вся правда в том, что я устала. Слишком устала. Второй раз вода грозит мне гибелью.
Должно быть, это судьба. Должно быть, мне на роду так написано.
Это моя последняя мысль.
19
Несмотря на все произошедшее, я совершенно уверена, что убьет меня удушье.
Я прихожу в себя на дне ладьи, отплевываясь от воды и кашляя так, что горло раздирает. Краем глаза различаю тени иных фигур. Прямо передо мной нависает лицо Димитрия, взволнованное и отчаянное. Он склоняется надо мной, поддерживает меня за плечи, а я выкашливаю бесконечный поток морской воды, которая словно заполняет каждую пору, каждую жилку моего существа.
Наконец кашель стих — по крайней мере, на время. Димитрий сгреб меня в охапку и прижал к мокрой груди.
— Прости, — говорю я.
Даже вопроса не может быть, кто тут виноват — я, конечно. Не помню всего, что было, но диковинное существо, утянувшее меня под воду, и собственную мою наивность забуду не скоро.
Димитрий качает головой.
— Мне надо было следить… — расстроенно произносит он. — Нельзя было терять бдительность.
На споры у меня сил не осталось. Обняв Димитрия, я всем телом прижимаюсь к нему.
Луиза опускается рядом со мной на колени. Ни разу еще я не видела такой тревоги у нее на лице.
— Как ты, Лия? Я крепко спала, а потом только и успела увидеть, как твои ноги мелькнули над бортом и исчезли в море!
— Это был келпи, — произносит Димитрий, как будто это самое реалистичное объяснение в мире, а вовсе не какое-то мифологическое существо из старых книжек. — Скорее всего, он подчинялся приказу падших душ, совсем как адские гончие в лесу. Призрачное воинство не хочет пускать тебя в Алтус, к недостающим страницам.
Луиза лихорадочно роется в одном из дорожных мешков.
— Да вы оба трясетесь! Простудитесь до смерти!
Даже в нынешнем своем состоянии я чую иронию в ее восклицании, но все равно признательна за одеяла, что она вытаскивает сперва из своего мешка, а потом из мешка Эдмунда. Димитрий закутывает меня в одно из них, а себе на плечи накидывает второе и, снова прислонившись к борту ладьи, притягивает меня к себе.
Луиза, довольная тем, что мы хотя бы сейчас в тепле и безопасности, возвращается на свое сиденье. Эдмунд снова усаживается рядом с Соней, которая, похоже, за все это время даже не пошелохнулась. Только теперь я как следует разглядела его — и ужаснулась: за эти минуты он постарел лет на десять, лицо его искажено страхом, мукой и отчаянием. Я мгновенно понимаю, что с ним, и душу мою переполняет чувство вины — водная стихия уже отняла у него одного ребенка. Эдмунд, безусловно, любил моего брата как собственного сына. Смерть Генри едва не убила Эдмунда, а теперь я заставила несчастного снова вернуться туда… туда, где все, даже самое дорогое, может быть отнято без извинений и оправданий, легко и равнодушно.
Надо что-нибудь сказать ему, извиниться за тревогу, пережитую по моей вине. Я не нахожу слов. Горло сжимается от сожаления. Я гляжу Эдмунду в глаза и надеюсь, что он все понимает.
— А что ты сделал? — Мой голос словно бы исходит откуда-то издалека.
Я прислоняюсь к груди Димитрия. Несмотря на все одеяла и тепло его тела, мне так холодно, что заснуть я уже не боюсь. Если бы мне уже можно было поспать, навряд ли я смогла бы достаточно расслабиться.
