— Парни, вы здорово играете, но будет лучше, если вы замолчите.
Габриаль и Койот перестают музицировать и хохочут, изрядно пошатываясь.
— Все дело в том, что вы слишком скованны, — говорит Липучка.
— Дело не в том, — отвечает Койот, — что мы слишком скованны, дело в том, что мы слишком пьяны.
Уже далеко за полночь, когда они вываливаются из бара, переходят улицу и находят мотель. В эту зиму дела идут неважно — слишком далеко от города, и постояльцев мало, — но их здесь ждут. Койот позвонил заранее, чтобы для них оставили комнаты, и человек действительно ждал. Портье худ, стар, близорук и нехорошо кашляет. В вестибюле холодно и тесно. Пол застлан ковром с изображениями гор в зеленых и белых тонах. В углу телевизор, у стены сломанная банкетка.
— Вам нужно две комнаты?
— Хватит и одной, но с двуспальными кроватями, — отвечает Койот.
Портье скребет редкую щетину на подбородке.
— Вас на одного больше, чем договаривались, я возьму еще и за это.
— Мы будем просто счастливы заплатить, — говорит Койот и закуривает.
— Шестьдесят семь полновесных. Наличными или карточкой?
Он кладет на конторку ключ, который забирает Габриаль.
— Наличными, — отвечает Койот и лезет в карман штанов.
— Черт!.. — Карман пуст. — Ребята, вы поднимайтесь, а я пойду поищу бумажник, кажется, я его потерял дорогой. Я сейчас вернусь.
— Можете вернуться в любое время, лишь бы в этом столетии, — произносит портье и пультом переключает телевизор на другой канал.
Бумажник Койота лежит на стойке бара, где он его оставил.
— Ночной колпак? — спрашивает барменша.
— Нет, бумажник. — С идиотской улыбкой забирая потерю, отвечает Койот. — Доброй ночи.
Дверь бара захлопывается за ним, и он оказывается в кромешной тьме. На парковке четыре машины, на их крышах выросли настоящие снежные башни. Снег плотный и хрустящий. Каждый шаг Койота отдается таким же звуком, какой издает лошадь, ступающая по грязи. Он делает несколько шагов, и вдруг ноги его подкашиваются и что-то тяжелое бьет его сзади в спину. Бумажник летит в сторону, падая возле колеса одной из машин. Приземляясь, он чувствует, что его настигает еще один удар. Он пытается откатиться в сторону, но не успевает — поясница горит, как в огне, он ударился обо что-то лбом и рассек на нем кожу, кровь заливает глаза. Он получает сильный удар в грудь и еще один в правое бедро и падает, выплевывая сгусток крови.
Он чувствует, что его волокут по снегу, а потом сажают, прислонив спиной к колесу машины.
— Добрый вечер, Койот, — произносит голос, исполненный бесконечным терпением. Человек говорит с едва заметным, видимо, южноамериканским акцентом. — Отдышись, я могу и подождать, у нас впереди целая ночь.
Сначала он ощущает только боль, потом, обретя способность соображать, думает, что Габриаль и Липучка здорово злятся. Наверно, решили, что он воркует с барменшей, и, кто знает, может, так и надо было поступить. Он выплевывает еще один сгусток крови.
— Ну да, добрый вечер, — говорит Койот.
Он не видит ничего, кроме неясных серых теней. Страшный холод.
— Мы не собираемся тебя убивать, — неторопливо и негромко произносит человек. — У некоторых людей возникли определенные опасения по поводу их дел, так что я предпочитаю играть по-честному.
— Правила есть правила. — Голос Койота прерывается, он говорит с трудом.
— Что, прошу прощения?
Койот пытается жестом отмахнуться от вопроса, но не может поднять руку.
— Ну, не важно, переходим к делу. Мне нужны бумаги, которые у меня взял Анхель.
Койот отрицательно качает головой.
— Мне нужны бумаги, которые Анхель взял у меня.
— Кто ты?
— Я — падре Исосселес.
— Какой Анхель?
— Я спрашиваю последний раз, где бумаги, которые Анхель передал тебе?
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Человек наклоняется, хватает левую руку Койота, и тот чувствует кожей резкий холод металла, руку резко заламывают вправо. Слышен металлический лязг, и рука повисает в воздухе.
— Это настоящие полицейские наручники. Мы сейчас отлучимся на некоторое время. Если кто-нибудь попытается тебя выручить, то я застрелю его раньше, чем он успеет это сделать. Будет лучше, если ты посидишь здесь и спокойно подумаешь над ответом.
— Я не…
Но Койот слышит лишь звук удаляющихся шагов и вой дующего с гор ветра. Его кожаные перчатки с меховой подкладкой мокры изнутри и снаружи, и вода начинает замерзать. Можно было бы попытаться вскрыть замок, но не здесь. Тут слишком холодно, нет ощущений в пальцах, нет точности движений. Металл наручников начинает примерзать к запястью. Он сидит, раскинув прямые, как бревна, ноги, все лицо в крови, щеки немеют от ветра, а с неба валит нескончаемый снег. Горло горит, и он хватает ртом холодный снег, ожидая, пока он растает во рту, а потом глотает воду. Он проделывает это несколько раз, но, кажется, он упал на руку, и ему больно ее поднимать. Зрение вернулось, и через некоторое время он начинает различать отдельные падающие сверху снежинки. Ветер звучит как голос старика, и через некоторое время Койот понимает, что этот старик хочет сказать ему что-то очень важное. Он слушает, слушает долго, очень, очень долго.
— Прошу прощения, что заставил тебя сидеть так долго на таком холоде. — Койот не уловил, когда вернулся тот человек, наверное, он заснул. — Мне нужны бумаги, пожалуйста, скажи мне, где они находятся.
Койоту тяжело говорить, зубы его стучат, прожевывая и измельчая слова.
— Я-н-ез-на-юк-тои-лич-то…
— Здесь очень холодно, ты можешь сильно обморозиться.
— Я не з-наюн икакихб-умаг.
— Я не вижу никакой необходимости лгать.
— Слу-шай, — говорит Койот, внезапно приходя в ярость, от которой голос его обретает прежнюю силу. — Я не знаю, о чем ты говоришь, поэтому, будь добр, оставь меня в покое, я хочу поспать.
Он скорее слышит, чем ощущает слабый удар и руку у себя на горле. Рука толкает его голову немного назад. Начинает кружиться голова, но страха он почти не испытывает. Очень холодно, но кто-то нашел его и тащит в теплое и безопасное место, правда, лучше бы его волокли за руки, а не за горло. До него вдруг доходит, что он не может дышать. Свободной рукой он хватает что-то, но в пальцах нет силы, и он не может ничего удержать в них. Он понимает, что силы его иссякают, что так или иначе он сейчас умрет. Что-то касается его груди.
Это почти смешно, что он умрет здесь, на берегу Карибского моря, под горячим солнцем, глядя на женщину в светло-желтом бикини. Женщина, стоящая на доске, ловит волну. Небо необычайно ясное и прозрачное. Видно на много миль вокруг. Женщина скользит по воде на длинной доске, с берега он видит на купальнике раскаленные белые и красные полосы, а на животе у женщины — слева — маленький шрам — тонкая полоска с крошечными поперечными шпалами — как в детском мультфильме.
