— Просто вспыхнуло, и все? — спросил я.
— Если тебе удобнее в это верить, милости просим, приятель, — сказал человек без шеи.
— Вы что, хотите сказать, что дом подожгли?
— Если вам нравится вкладывать слова в мои уста, тогда другое дело.
Он сделал шаг ко мне, ухмыляясь. Глаза у него слезились, и несло от него застарелым дымом, свежей выпивкой в половине десятого утра и отчаянием. Я немного подвинулся и повернул голову так, чтобы он заметил рану на щеке. Он заметил и отступил.
— Там кто-нибудь был? Мун находился дома?
— Мун? Что Муну там делать?
— Я полагал, дом принадлежит ему. Я с ним вчера разговаривал.
— В самом деле? — Человек без шеи вдруг заинтересовался. — О чем это, приятель? Не о порнофильмах ли?
— Что вы знаете о порнофильмах?
— Я слышал, они там такие фильмы снимали. Причем с молодежью. И собирались их продавать. Это правда?
— Возможно, — предположил я. — Но слушайте, если это не дом Муна, то чей?
Лицо человека без шеи внезапно стало пустым, как будто кто-то щелкнул выключателем. Я нашел в кармане банкноту в пять евро и помахал ею у него под носом.
— Никаких имен. Но здорово, когда кто-то может покупать кабаки и дома повсюду, пить на халяву в регби-клубе, существующем только для богатеньких. Повезло некоторым, мать их, верно?
Снова Брок Тейлор. В этом деле никак без него не обойдешься. Я отдал человеку без шеи пятерку. Он в знак благодарности схватил меня за руку, но я вырвался, подмигнул ему, поднял вверх большой палец и поплелся к своей машине. Я слышал, как он кричит что-то мне вслед. Но я шел сквозь дым и не оглядывался.
Я остановился около дома, откуда наблюдалась гостиница «Вудпарк». Я отсутствовал всего пятнадцать минут, так что был шанс, что Джонатан все еще здесь. После часа ожидания я начал в этом сомневаться; через два часа был готов отказаться от этой идеи, сочтя ее неудачной. Мне повезло, что я не успел уехать, — минут через пятнадцать он вышел вместе с Дарреном и Уэйном Рейлли. У Уэйна нос был забинтован, чему я от души порадовался. Троица постояла несколько минут на автостоянке, согласно кивая друг другу, затем они разошлись. Ну и компания у него.
По дороге к Дэну Макардлу, полицейскому детективу в отставке, я позвонил Сандре Говард и извинился, что так надолго пропал и не позвонил раньше.
— Ничего. В эту ночь мало кто спит.
— Могу себе представить. Как дела у Эмили?
— Она очень расстроена, как ты можешь себе представить. С ней Дэвид Мануэль. Он на нее всегда успокаивающе действует. Деннис сказал, что ты там был. Ты видел… тело. Ты думаешь, Шейн?..
— Я не знаю, Сандра, больше ничего не могу сказать. Не знаю. Но я исхожу из посылки, что он этого не делал.
— Тогда ты все еще с нами. Слава Богу хоть за это. Деннис говорит, что, с его точки зрения, у них нет достаточных улик, чтобы обвинить его.
— Скорее всего это так, — сказал я.
— Эд, я должна перед тобой извиниться. За прошлый вечер.
— За какую часть вечера?
— За пощечину.
— Ладно. Потому что о другой части я не сожалею.
— Я тоже. Я надеялась… мы когда-нибудь сможем повторить. Скоро.
— Я тоже.
Мы немного помолчали.
— Эд?
— Я здесь.
Но ненадолго. Движение стало очень плотным, когда я свернул с шоссе М-50 на Таллат и мне потребовалось все мое внимание.
— Мне придется через минуту отключиться, Сандра.
— Стивен Кейси, — сказала она.
— Да?
— Ричард О'Коннор, мой первый муж. Он был раньше женат. Его жену убил — зарезал — человек, ворвавшийся в дом. Рок тоже пострадал. Это человек… по сути, мальчишка… который ее убил…
— Это был Стивен Кейси?
— Да. Он покончил с собой. Съехал на машине с обрыва в гавань Бельвью. Его нашли в День поминовения усопших в 1985 году. Я не могла… я не должна была тебе это рассказывать; столько всего случилось, я не хотела туда возвращаться. Ты меня понимаешь, Эд?
Что такое Дэвид Мануэль сказал про Говардов? «Имеет значение то, что случилось двадцать, тридцать лет назад».
— Разумеется, я понимаю. Скоро увидимся.
Я отключился, потому что она начала меня спрашивать, когда именно. Что касается Сандры Говард, я себе не доверял. Радовался, что она рассказала мне о Стивене Кейси, но я был далеко не уверен, что она рассказала мне все. Мне самому придется это выяснить, так что лучше пока держаться на расстоянии. Но мне не хотелось держаться на расстоянии, и я сильно сомневался, что это сделаю.
Я проехал через ряд промышленных зон и больших магазинов, куда можно въехать прямо на машине. Жилые кварталы располагались выше, ближе к предгорьям. Кроме того, попадались новые, сверкающие жилые постройки вдоль дороги — в некоторых еще высились подъемные краны. Я свернул с дороги между Таллатом и Джобстауном и въехал в новый жилой комплекс под названием «Платановые поля». Вокруг виднелись следы безуспешных попыток создать ландшафтный дизайн, и примерно штук шесть платанов усыхали под грузом названия; с одной стороны располагалась заправочная станция, с другой — здание склада. Дэн Макардл, открыв мне входную дверь, дожидался меня на одиннадцатом этаже. Его квартира не казалась такой роскошной, как у Дэвида Брэди, все приборы подешевле, мебель проще и функциональнее, но, несмотря на это, создавалось впечатление общежития — это была только крыша над головой, где можно спать, но не дом, где хотелось бы жить — во всяком случае, продолжительное время. Дэн Макардл в коричневой тройке, рубашке и при галстуке, но в домашних тапочках, сверкая стального цвета сединой, пригласил меня сесть за обеденный стол в двух шагах от кухни и гостиной. Пока он готовил чай, которого я не просил, я слушал шум воды в ванной у соседей, телевизор, передающий новости, и голос женщины, ведущей мучительный разговор с провинившимся бойфрендом. Аккуратная, чистая комната пахла табаком, жареной пищей и сосновым освежителем воздуха. Макардл поставил передо мной кружку с чаем и диетическое печенье, и сам сел напротив со своей кружкой.
— Неплохая квартирка, — заметил я.
— Фантастика, верно? — Он говорил с густым старым дублинским акцентом. — Жена умерла, я бродил по дому, детей не нажили, вот я и продал все, получил хорошие деньги, купил три таких вот клетушки — в одной живу, другие две сдаю; хорошее получилось капиталовложение, существенная прибавка к полицейской пенсии. Совсем неплохо.
Он обмакнул печенье в чай и принялся его сосать. Ему было примерно лет семьдесят — серебряные кустистые брови, темно-серые глаза, выдающийся подбородок, чисто выбритый и благоухающий лосьоном; пиджак на слегка обмякшей фигуре казался великоватым, а воротник рубашки далеко отставал от морщинистой шеи. Физически сильный человек, смирившийся с угасанием своей силы или с чем-то похуже. Он как будто прочитал мои мысли, потому что вытащил пачку сигарет «Мейджер» и поставил между нами пепельницу.
