Опомнясь от потрясения, Гальверон наконец обрел дар речи.
— Барсиль! Во имя Мириаля, что ты натворил?! — Лейтенант даже не сознавал, что кричит во все горло. — Почему ты не дождался моего возвращения? Клянусь Мириалем, ведь это же была всего лишь беззащитная женщина, жена торговца!
Гвардеец нарочито округлил глаза:
— В самом деле? А лорд Блейд вроде как говорил, что они шпионы. Ну да все равно, ваша милость. Приказ иерарха. Он велел заткнуть рты женщине и девчонке, да ненадежней, а что может быть надежней, чем…
Он не договорил — отчаянно топоча крохотными ножками, девочка опрометью метнулась к приоткрытой двери.
Гальверон, застигнутый врасплох, попытался схватить беглянку, но безуспешно — девочка ловко проскользнула мимо него и очертя голову помчалась по коридору.
— Проклятие! — ругнулся Гальверон, увидев, как крохотная фигурка исчезает за поворотом. Он бросился в погоню, а за ним по пятам, топоча, бежал Барсиль.
Тулак разбудил топот копыт — по тракту, проходившему недалеко от лесопилки, скакали всадники. Отдернув занавеску, старая наемница выглянула из окна — и решила, что все это ей снится. Неужели это сам иерарх? Эту кислую, вечно недовольную рожу Тулак узнала бы из тысячи. А рядом с ним — во имя всего святого! — не кто иной, как бездушный ублюдок лорд Блейд! Когда отряд благополучно проехал мимо, Тулак шумно выдохнула, лишь сейчас сообразив, что задержала дыхание, и облегченно вздохнула.
— Клянусь семью безднами ада! — пробормотала она. — С чего это они намылились в горы, да еще со всеми этими солдатами? Не иначе как прищучить какого-нибудь бедолагу…
И Тулак содрогнулась, только сейчас вспомнив о странной ночной гостье и еще более странном создании, которое нашло приют в ее амбаре. Говорят, иерарху ведомо все, что творится в его владениях…
— Суеверная дура! — прикрикнула на себя Тулак. — Кабы иерарх все знал, разве он проехал бы мимо твоего дома?
И все же она не могла отделаться от чувства, что два этих события каким-то образом связаны. Ведь не может это быть простое совпадение?
Тулак налегла на рукоять насоса, качая воду в каменную чашу и благодаря провидение за то, что мать когда-то вытребовала у отца любым способом провести воду в дом. Отец едва спину не надорвал, копая колодец в твердом земляном полу погреба, зато избавил домашних от множества хлопот. Сейчас Тулак жадно напилась, затем обеими ладонями зачерпнула чистую ледяную влагу и ополоснула лицо. Сейчас ей, как никогда, нужна была ясная голова. Хотя утром она подремала часок-другой в кресле, бессонная ночь все еще путала и замедляла ее мысли, и к тому же она беспокоилась о странной женщине и ее не менее странном спутнике, которых судьба привела на порог ее дома.
Еще одним поводом для беспокойства была участь бедолаги Мазаля. Старый конь с пронзительным ржанием удрал в ночь, обезумев от ужаса — и Тулак его отлично понимала — при виде чудовищного гигантского ящера. Теперь старая наемница сходила с ума от тревоги по своему верному товарищу, хотя гигантский ящер уже никак не мог сожрать коня — он мирно дрых в амбаре, перед тем изничтожив большую часть мясных запасов Тулак. В горах, однако, довольно и других хищников — медведи, пумы и тому подобное. Тулак изнывала от желания отправиться на поиски Мазаля, но не решалась надолго покинуть свою беспомощную гостью.
Всю ночь она просидела у ложа нежданной гостьи, и до сих пор у нее от усталости ломило кости. Ковыляя, Тулак подошла к очагу, подбросила дров в затухающий огонь и решила состряпать себе еще кружку крепкого черного чая, который продавала в Тиаронде одна старая знахарка. Готовила она чайную смесь по особому рецепту, который якобы передавался в ее семье по наследству из поколения в поколение. Сочетание трав, ягод и коры взбадривало, точно добрый пинок, и Тулак всегда пользовалась этим чаем во время долгой ночной стражи или предрассветным маршем. Куда бы ее ни забрасывала судьба, везде при ней был запас этого снадобья.
Пока заваривался чай, Тулак рылась в кладовой, гадая, отыщется ли там хоть что-то, пригодное в пищу, тем более — для больной. Клянусь необъятным задом Мириаля, мрачно думала она, до чего же я запустила дом! В тот самый миг, когда она добралась до самых дальних полок, сердце ее вдруг подпрыгнуло, как испуганный заяц, — со двора донеслось тоненькое ржание.
— Мазаль!
Тулак резко выпрямилась — и ударилась головой о верхнюю полку.
— Проклятие!
Потирая ушибленное место, наемница бросилась открывать входную дверь.
Небо заволокли тучи, а потому трудно было определить, который час, но полдень, похоже, миновал. Тулак мрачно воззрилась на новый день — такой же дождливый и серый, как предыдущие. Единственным утешением взгляду был Мазаль, который поджидал ее у крыльца. Выглядел он ужасно: грязный, исцарапанный, со спутанной мокрой гривой и обвисшим хвостом. И тем не менее, с радостью отметила Тулак, конь был цел и невредим. Прижав уши и округлив глаза, он настороженно нюхал воздух — как видно, чуял гигантского ящера, хотя тот, благополучно убравшись из виду, спал в амбаре.
— Да пойдем же, старый ты дуралей! — Тулак поводила коня вперед-назад, чтобы убедиться, что он не охромел, а затем — не без труда — уговорила его войти в дом. После такой передряги она не хотела оставлять Мазаля в дощатой, продуваемой ветром конюшне на задах дома, а уж в амбар он наверняка и сам идти не пожелает! Заведя наконец упрямого коня в дом и устроив его на прежнем месте, в углу кухни, Тулак намешала для него теплое пойло из отрубей и хорошенько протерла коня, подсушив и очистив от грязи его шкуру. Оставив Мазаля утолять голод, она налила себе кружку крепкого чая и пошла в спальню, чтобы глянуть на спящую незнакомку.
Когда Тулак вошла в комнату, женщина застонала и пошевелилась во сне, но так и не проснулась. Старая наемница приоткрыла ставни, чтобы при дневном свете получше разглядеть свою гостью. И печально покачала головой при виде шрама, который на бледной коже незнакомки пылал точно свежее клеймо. Зигзагообразный шрам походил на удар молнии, которая походя вспорола щеку женщины и, двинувшись дальше, распахала плечо и руку. Сама Тулак не видела в шрамах ничего особенно страшного — Мириаль свидетель, она и сама за долгие годы заработала их предостаточно, — и все же жалко, что у бедной девочки так страшно изуродовано лицо. Пристально вглядевшись в спящую, Тулак обнаружила, что это лицо обладает диковинной, утонченной красотой… но тем страшнее выглядело на нем уродливое клеймо шрама.
Как, во имя Мириаля, получила эта женщина такую страшную отметину? Тулак в жизни не видела ничего подобного, а уж она навидалась всякого. Вот беда-то, подумала наемница. На миг она отвлеклась, представив незнакомку в совсем ином облике: короткие, неровно остриженные волосы стали густыми и блестящими, тощее тело (именно тощее, а не стройное, сущий мешок с костями!) женственно округлилось, и нарядное платье лишь подчеркивает эту женственность… Затем Тулак заметила морщины в углах рта и на лбу, отметины трудов и тягот, которых не разгладил даже сон; на грубую, но весьма удобную в пути куртку из грязной кожи, которая сейчас висела на спинке стула, а еще недавно плотно облегала тощую фигуру хозяйки; на мозоли и шрамы на руках — отметины воинского ремесла. Нет, загадочная гостья отнюдь не горожанка, избалованная и слабая. Она же воин, с прихлынувшей радостью подумала Тулак. Воин, как и я!
