— Конечно, это нелегко — отказаться от такого сокровища, как твоя жена. Думаю, она была любящей и преданной?
— Разумеется! Кое-что болтали на ее счет, не отрицаю, но ты же знаешь, что такое злые языки, — ушел от прямого ответа Невий. — И я, во всяком случае, никогда не опускался до того, чтобы обращать внимание на подобные разговоры. Я верил своей жене, а не болтовне сплетниц!
— С другой стороны, ты ведь всегда был с ней рядом и мог сам убедиться… — начал сенатор.
— Всегда? Нет, не всегда, — проговорил Невий. — Я уезжал, приезжал, разные дела, сам понимаешь. Но, повторяю, я всегда полностью доверял Елене.
— А как же в таком случае она познакомилась с Аттиком?
— Представь себе, я сам их познакомил! Кто бы мог подумать… Человек средних лет, такой бесцветный, внешне нисколько не привлекательный… — Невий безутешно развел Руками. — Я ужасно огорчился, правду скажу, когда Елена согласилась на его предложение. Мне казалось, я намного лучше его. Но деньги — ох я несчастный! — всегда так притягивают.
— А твоя дочь?
— Я охотно оставил бы ее у себя, но Елена настояла на своем, твердила, что у меня не хватит средств на ее обучение. Дорогая моя маленькая Невия! Она так похожа на своего папочку! И так мало напоминает мать…
— Я это заметил, — согласился патриций, с любопытством оглядываясь: свежая штукатурка, тонкие ткани, новая утварь, несколько аляповатая, но, несомненно, дорогая.
— Вижу, теперь тебе живется неплохо, — проговорил Аврелий.
— На деньги, которые мне дали Плавций, я купил этот домик и сейчас думаю заняться делами. Чувствую, удача будет на моей стороне, — ответил Невий, не вдаваясь в подробности. И все же по двусмысленным улыбочкам служанок, выглядывавших из-за шторы, легко угадывалось, какого рода деятельностью намеревался заняться этот человек. — Так вот, передай Елене, что она может вернуться, когда пожелает! — великодушно заключил Невий, снова разводя руками.
* * *
Напрасная поездка, решил Аврелий, обдумывая задним числом все увиденное и услышанное. Разве что одно бесспорно — неаполитанец не мог убить Аттика. На главный вопрос, где он провел ночь, когда бедняга упал в садок с муренами, Невий дал более чем исчерпывающий ответ: двадцать свидетелей видели, как он до утра играл в кости в одной подозрительной таверне недалеко от порта.
Огорченный сенатор углубился в квартал бедняков, где жил Невий, пока не обрел нынешнее благополучие. Там его ожидал Кастор.
Здесь обстановка оказалась совсем другая: из покосившихся хижин, едва державшихся на ненадежных деревянных опорах, выбегали ватаги грязных, тощих ребятишек, их одетые в лохмотья матери готовили что-то на очагах, сложенных из камней прямо во дворе. В нескольких шагах от этих жалких обеденных столов текли грязные сточные воды, громоздились кучи зловонных отходов, и в утрамбованном колесами телег грунте там и тут виднелись открытые канализационные отверстия.
Аврелий попытался представить, как прекрасная Елена, величавая, словно олимпийская богиня, идет по этой улочке в общественную прачечную, ноги по щиколотку утопают в грязи, белоснежные руки держат корзину с грязным бельем.
Он остановился возле забитого народом термополия[47]на углу. Был час пик, и хозяин, невысокий, потный, совершенно лысый, вертелся среди мисок, кувшинов и чаш, пытаясь услужить всем многочисленным посетителям.
— Вы не знаете некоего Невия? — вежливо поинтересовался Аврелий, локтями пробив себе дорогу в толпе.
Хозяин не удостоил его даже взглядом.
— Ради всех нимф побережья, Попия! Ты что, парализована? — вместо ответа закричал он служанке с опухшими ногами. — Отнеси две миски бобов каменщикам и приготовь горячее вино! — решительно приказал он, а сам тем временем поднял сковороду, полную какой-то кипящей бурды, и вылил ее в большой кувшин, вставленный в углубление на каменном прилавке.
Добравшись до прилавка, патриций попытался привлечь к себе внимание:
— Скажите, пожалуйста… Не знаком ли вам…
— Попия! Мясо! Иди забери или будешь ждать греческих календ?[48]— прогремел хозяин, не обращая на Аврелия никакого внимания.
Патриций решился потянуть его за тунику.
— Славный человек, мне нужно узнать кое-что о Невий, он…
— Бобы, мясо и лепешка. Гороха сегодня нет, — быстро ответил ему человек за прилавком. — Оплата сразу, в долг не отпускаем.
— Я вообще-то ищу…
— Короче, будешь есть или нет? Нет, так убирайся отсюда и не мешай работать!
— Да выслушай ты меня, наконец! Я — римский сенатор и… — попытался заявить о себе Аврелий, уже в полном отчаянии.
— Лепешки готовы! — прервал его хозяин таверны, на которого слова патриция не произвели ни малейшего впечатления. — Шевели задницей, Попия!
Аврелий рассердился и уже был готов уйти. Эх, был бы здесь сейчас Кастор! — невольно подумал он.
— Сорок семь лепешек с травами и два трехлитровых кувшина вина! — закричал кто-то с порога, и в заведении неожиданно наступила почтительная тишина.
Это был он, его секретарь Кастор. Он прокладывал себе дорогу среди посетителей, одаряя всех самой обворожительной из своих улыбок.
— Как ты сказал? — с недоверием переспросил хозяин.
— Сорок семь… Нет, давай пятьдесят и отнеси в бывшую казарму гладиаторов, что за утлом.
— Но там живут бездомные…
— Вот именно! Благородный сенатор Публий Аврелий Стаций, только что приехавший из Рима, угощает обедом этих несчастных! — торжественно объявил грек, широким жестом представляя своего хозяина.
— Ах, светлейший сенатор, я же не знал… — извинился хозяин, протирая скамью для высокого гостя. — Честно признаюсь — вот уже десять лет, как мы и не надеемся…
— На что?
— На то, что приедет наконец императорская комиссия! — ответил хозяин, говоря об этом как о деле всем известном.
Аврелий молча посмотрел на него, не понимая, о чем речь.
— У меня обрушилась крыша во время землетрясения, — уточнил хозяин. — Правда, не последнего, а предыдущего, когда еще Тиберий правил… Вот уже пятнадцать лет шлю петиции, и никакого ответа. Наконец-то Цезарь вспомнил обо мне!
И тут же целая толпа просителей окружила Аврелия.