стояла над занесенными снегом улицами, пока мы не увидели сани, с легким скрипом приближавшиеся к нам. Сани тащили двое мужчин и женщина. На санях было мертвое тело. Протащив сани короткое расстояние, они остановились и измученно свалились на снег4.
Они отнесли тело в амбар, где на полу уже лежало десять трупов, в том числе три детских. Запирая дверь, один из мужчин прошептал:
— Запирать надо... Воруют.
— Воруют... что?
— Да чтобы есть. Вот до чего мы дошли. В деревне охраняют кладбище, чтобы не растащили трупы из могил.
— А были ли убийства с этой целью? — заставил себя спросить я.
— В нашей деревне нет, но в других были. Несколько дней назад в деревне Г. мать убила ребенка, отрезала ему ноги, сварила и съела. Вот до чего мы дошли5.
Сорокин закончил свой рассказ о трех неделях, проведенных в Поволжье, библейской цитатой:
Проклят ты будешь в городе и проклят будешь в поле. Прокляты да будут плоды тела твоего, плоды земли твоей, приплод вола и шерсть овец твоих. Господь ниспошлет тебе проклятие, беды и болезни. И ты пожрешь плоды тела своего, плоть твоих сыновей и дочерей6.
Аналогичную картину представил в своей книге журналист Георгий Попов:
Внутри [изб] картина непередаваемого ужаса. Жалкие лачуги, полумертвые рядом с мертвецами! Зрелище жалкое и отталкивающее: в одном углу сидит грязная, страшная, напуганная фигура и грызет кусок кожи. Белки глаз жутко выделяются на фоне иссиня-черного тела. Взгляд странно бегающий. Едва ли в нем осталось что-то человеческое. На полу валяется полусгнивший труп собаки, рядом — еще теплые внутренности какого-то другого животного. В воздухе стоит зловоние. Для тех, кто заходил в эти лачуги, истории о матерях, убивающих своих детей, чтобы съесть их, не кажутся вымыслом. Я читал судебные протоколы, написанные местными писарями, где незатейливым языком деревенской бюрократии в лаконичных выражениях излагались очень тяжелые факты. Думаю, я могу утверждать, что в Уфимской губернии по крайней мере в одной деревне из пятидесяти есть каннибал. Крестьяне рассказывают об этих трагедиях без малейших эмоций. Еще один признак отчаяния, вызванного голодом: каннибалов не всегда строго наказывают, максимум — приговаривают к каторжным работам на уральских рудниках. Правда, нередко в таких случаях в официальных отчетах встречается фраза, которая многое объясняет: «...где они вскоре умерли»7.
Правительство могло возразить, что это откровенная антикоммунистическая пропаганда с целью распространения на Западе мнения: «коммунисты едят детей». Действительно, к этому образу часто прибегали в западной прессе в те годы, он стал ключевым элементом в нападках на советское общество8. Однако именно официальные источники сообщали о случаях каннибализма, в газетах того времени часто встречалась подобная информацию. Сорокин использовал в своей работе сообщения прессы начала 1920-х годов:
В Москве в 1920 году муж убил жену, варил из ее тела суп, делал жаркое, из ног — студень. Аналогичный же случай был в 1919 году (по сообщению П. Г. Вельского) в Минской губернии, где двое детей убили третьего и исподволь ели его. «В Бузулукском уезде, в селе Есиповка, одна крестьянка изрубила труп семилетней дочери и употребила его в пищу. В селе Андреевка голодающими съеден труп женщины. Трупы воруются из амбаров, ночью раскапываются могилы и вырываются трупы» (Красная газета. 1921. 31 декабря). «В Тагауровской волости (в Башкирии) башкир Ишбульда вместе с женой зарезали и съели труп 10-летней дочери. Немного погодя исчез и другой их ребенок. Такой же случай зарегистрирован в Стерлитамакском уезде» (Петроградская правда. 1922. 5 января). В Поволжье в 1921–1922 годы пришлось ставить патрули на кладбищах, откуда таскали трупы для еды, а сами сообщения об убийстве других людей для еды стали столь частыми, что нет надобности и возможности их выписывать (см. например: Петроградская правда. 1922, 10 февраля, 26 марта, 12 мая: Известия ЦИК. 1922. 29 января). Поистине, сходные причины порождают сходные следствия. (А еще говорят, что «история не повторяется»). […]
Благодаря любезности П. Г. Вельского мне удалось ознакомиться с делом № 1143 (2104) комиссии о несовершеннолетних, обвиняемых в общественно опасных действиях, от 25 июля 1918 года. Обвиняемые — Н. Г. Яковлев (11 лет) и А. Г. Яковлева (8 лет). Они убили двух своих братьев-близнецов в возрасте 1 года 8 месяцев. Мать — посудомойка лазарета, отец умер. В протоколе значится, что они сильно голодали. «9 июля мать, возвратясь из лазарета, ничего не принесла им. 10 июля мать ушла в лазарет, а Николай с сестрой стали сговариваться, чтобы убить братьев. Сестра стала настороже, а Николай взял палку и сначала убил Шуру, снес в лес и зарыл, а потом убил Васю, снес на то же место, руками выкопал вторую ямку и зарыл, зарыл плохо, ножки были видны, поэтому закрыл их тем черным, чем крышу закрывают». На вопрос: почему же он убил братьев, Николай ответил: «Рассердили они нас, надоели, нас из-за них не кормили». Эту мысль внушили ему отчасти со стороны. Некто Власенков, приходивший к его матери, «в беседе с Николаем часто говорил ему, что если Николаю и Анне живется плохо, если их плохо кормят, то только потому, что приходится кормить их младших братьев, если бы их не было, то Николая с сестрой кормили бы лучше». 9 июля произошло дальнейшее ухудшение питания, 10-го последовала реакция — убийство. Слабые тормоза удержать не могли.
Это дело — одно из тысячи дел такого рода в наши дни. И в прошлом, и в настоящем при слабости противодействующих тормозов одна и та же причина — голод — вызывала и вызывает одни и те же последствия9.
В газете «Правда» от 24 января 1922 года вышла статья под названием «Людоедство»:
В голодных местах
Самара, 20 декабря
В Пугачеве арестованы две женщины-людоедки из села Каменки, которые съели два детских трупа и умершую хозяйку избы. Кроме того, людоедки зарезали двух зашедших к ним переночевать старух.
В Большой Гущине Пугачевского уезда в правление потребобщества доставлено 10 фунтов вареного человеческого мяса, добытого на кладбище. Мясом этим питалось 10 семей.
В Любимовке Бузулукского уезда обнаружено человеческое тело, вырытое из земли и частью употребленное в пищу.
В Словенке Пугачевского уезда крестьянка Голодкина разделила между оставшимися тремя детьми тело умершей 13-летней дочери. Кисти рук умершей были похищены сиротами Сплаевыми.
В Ефимовке Бузулукского уезда женщина зарезала 8-летнюю дочь, внутренности выбросила, а тело изрубила и уложила в сундук.
Людоедство и трупоедство принимают массовые размеры10.
Тема голода красной нитью с 1920-х годов, включая голод на Украине в начале 1930-х годов и Великую Отечественную
