или сидит со своими друзьями. Вероятно, с Грегором или Паулом.
Я яростно провела рукой по волосам, больше всего мне хотелось громко заорать. Все должно было быть по-другому! Генри сейчас должен был быть здесь, у меня! Я хотела с ним разговаривать и его…
Вокруг меня было тихо, когда я поняла, чего действительно хотела. Я хотела поцеловать его.
Да, я думала об этом в данный момент, когда злилась из-за этой ситуации. Я держала обе руки перед ртом и была вынуждена сесть на кровать. Они были там снова. Эти противные маленькие чувства, которые пробирались в моё сердце и заставляли его стучать, если я думала о Генри. Теперь всё началось заново. Эта сердечная боль и сердечные стоны боли, постоянное прослушивание песен о любви, в которых речь шла о вечной большой любви. Иногда чувства можно было сдерживать, иногда нет. Многие фильмы о любви с обнимашками и все книги, в которых речь шла о красивых героинях и крутых парнях — и, естественно, в конце герои оставались вместе. Я потолстела. Определенно. Раньше, когда Генри встречался с Леонией, я набрала почти 8 килограмм, потому что каждый день слушала эту ужасную музыку, плакала, смотрела один фильм за другим и читала все эти книги. И для этого, естественно, нужны были плитки шоколада, пироги и всё съедобное, где был сахар. Когда я была расстроена, я просто ела. Ведь я действительно хотела похудеть, но снова видела противостояние с весами. Конечно, это будут только эти 16 килограмм, потому что это было во второй раз, когда мои эмоции оказывались в хаосе из-за Генри. Я упала на кровать и твёрдо решила, что в этот раз я сделаю всё иначе. Не грустная музыка, не забавные фильмы и книги и, прежде всего, не так много шоколада. Ну, хорошо. Только сегодня. И только одну плитку. Может, ещё несколько конфет. Хорошо, и ещё лимонад, но потом всё!
Глава 13
Генри
— Не хлопай дверью! — я вздрогнул и обернулся на голос матери, а лежала она на отце. И это в середине дня — на диване.
— Воспользуйтесь своей комнатой! Никто не хочет этого видеть! — прокричал я им обоим. Они суетливо пытались встать, но было уже слишком поздно. Теперь я был вынужден найти другое место на диване, там я больше не хотел сидеть.
— Да ладно? Вернись назад! Ты не имеешь права так разговаривать с нами! — закричал отец. Но спорить с ними у меня не было желания. Я поплёлся вверх по лестнице, пытаясь игнорировать крики своих родителей. Финалом стало захлопывание двери моей комнаты. Я запер её. По крайней мере, они не побежали за мной следом и не начали допрашивать словно пленника.
Было и так ясно, что Юли скажет что-то в этом роде. Конечно, она чувствовала что-то. Там должно было что-то быть! В любом случае при поцелуе она вела себя так, будто ей нравилось. Я метался по комнате туда-сюда, пытаясь вспомнить прошлую ночь в точности. Не имело значения, сколько раз я проигрывал эти минуты у себя в голове, я был уверен на 100 %, что Юли было хорошо, когда мы целовались. Но почему она потом сказала что-то подобное? Что ничего не должно было быть?! Больше всего я хотел сейчас сломать что-нибудь. Я хотел ударить ногой шкаф, но он был не виноват в том, что Юли вела себя так. Я продолжал мельтешить по комнате, пытаясь найти причину такого поведения Юли и методом исключения прийти к правильному решению. Либо Юли действительно была пьяна. Или она также хотела этого, но потом подумала, что это глупо. Либо она лгала.
У меня было три предположения. Конечно, мне тяжело было мыслить. Лучше всего было бы выбежать и накричать на неё. Но я не хотел. Уже тогда, во время нашего спора, когда я повысил голос, по её лицу я видел, как она испугалась. Она даже отступила на шаг назад, и я видел страх в её глазах. Страх из-за меня.
Я остался стоять, проклиная себя. Я хотел, чтобы Юли смеялась. Я защищал бы её и позаботился о том, чтобы у неё всё было хорошо. А теперь, она боится меня. Почему я её поцеловал? Почему я просто не оставил всё так, как есть? Это было бы лучше, потому что сейчас мы по-прежнему были бы друзьями.
Я сел на кровать и начал тщательнее продумывать свои предположения. Если бы Юли была настолько пьяна, то алкоголь сделал бы её раскованнее. Возможно, она просто хочет больше обниматься. Неважно с кем. Просто набирается опыта. Может, поцелуй был настолько плох, что Юли записала его в "Плохой опыт" и предпочла бросить меня.
Вторым вариантом было то, что Юли хоть и любила меня, но посчитала поцелуй не таким уж хорошим. Если она ничего не чувствовала при этом, ни бабочек, ни возбуждения, ни счастья, тогда этот поцелуй был просто ужасен. И если поцелуй был так плох, то она, конечно же, представила себе, что и остальное со мной такое же.
Или она лгала. Хорошо, дальше об этом я даже не должен был размышлять. В итоге, в этом не было никакого смысла. Если она лгала, тогда ей понравился поцелуй. Но почему тогда она должна была лгать мне в лицо и утверждать совершенно противоположное? Девочки действительно очень сложные, а это всё в итоге не имело смысла.
Внезапно в дверь постучали.
— Генри! — моя мама дёрнула ручку двери. — Открой дверь! — она сильнее дёрнула ручку. Будто бы из-за этого дверь открылась… Я ей не ответил. Она потеряет интерес и снова уйдет.
— Ты не должен закрываться! Что, если с тобой что-то произойдет? Генри? Ты там? Открой мне, пожалуйста! В чем дело? Эй? — теперь она начала нажимать на дверь. Но это также не повлияло на замок.
Я закатил глаза и склонился над музыкальным центром. Громкой музыкой я мог заглушить её голос. Сейчас я не хотел говорить ни с ней, ни с кем-либо другим. Не хотел говорить ни о громкой музыке, которую сейчас могут услышать соседи, ни о Юли. Я даже не хочу ни о чём думать. О ней или о поцелуе. Этот поцелуй… Я закрыл глаза и начал снова вспоминать о том, как мы целовались. В животе появились странные ощущения, и я положил на него руку. Эти ощущения, это странное покалывание, которое возникало каждый раз, когда я вспоминал эти прекрасные моменты, которые я смог испытать
