и желуди, увядшие листья, остатки сухих цветов. Из них она делала букеты, которыми украшала комнаты, и гербарий. Каждый год она собирала новый альбом.
Но перо везде смотрелось как чужое, черное-черное на ржаво-рыжем, золотом и коричневом. Дора со вздохом забрала его из венка над камином и, подумав, положила к собственной фотографии. Теперь оно лежало посередине каминной полки, и Дора удовлетворенно кивнула.
Так перо нашло свое место.
Она больше не вспоминала ни о нем, ни о зеркале. Были дела по дому, была работа, и в гостиную Дора вернулась только под вечер. Ей хотелось еще немного почитать сказки перед сном.
Заодно Дора позвонила родителям, спросила, как дела. Те, кажется, совсем не жаловались: успели осмотреть город еще раз, ездили в гости к кому-то, кого Дора не знала или не помнила. От мамы не укрылась ее тревога, но Дора ничего не рассказала. Не нужно им беспокоиться по пустякам. Дора ведь уже взрослая и может держать себя в руках.
И все равно что-то было не так.
Дора взяла книгу с подоконника, зачем-то подошла к камину. Взгляд случайно упал на каминную полку, когда она прошла мимо. Старые подсвечники, блюдце с иностранными монетами, перо.
Дора невольно перевела взгляд на собственную фотографию и едва не выронила книгу.
Она словно бы посерела, а за плечом Доры стояла неясная тень. Ее очертания были похожи на человеческие, но она пугала. То ли тем, что ее не должно было там быть, то ли серостью.
То ли и вовсе тем, что у нее не было лица.
Дора отступила на пару шагов, и тут же позади распахнулось окно. Снова будто бы мелькнуло совсем близко черное крыло.
Сквозняк, просто сквозняк.
Да куда там, ветер – на улице и впрямь бушевал сильный дождь, качались деревья. Дора за работой этого не заметила, но погода стала совершенно ужасной.
Сквозняк.
Это повторила она про себя не раз, закрывая окно и занавешивая шторы.
Почему-то в эту ночь Доре было очень неуютно засыпать.
Вообще-то она любила свою небольшую комнату почти что под крышей, теплый свет лампы и мягкую кровать. Любила книжные шкафы вдоль стен и стол с уютным рабочим креслом. Любила игрушки на подоконнике и кактусы на полках.
Но в эту ночь комната впервые показалась ей не такой безопасной, как она привыкла думать. Что-то неприятно давило на нее изнутри, и Дора не могла уснуть. Она крутилась в одеяле, пробовала читать, листала ленту соцсетей, но ничего не помогало. Дора смотрела в темный потолок, и ей казалось, что ее мысли кружатся и падают, как листья в саду.
И только под утро ей удалось хоть ненадолго задремать.
Этот день обещал быть просто ужасным.
Дора бесконечно долго не могла встать: не было сил. Погода, впрочем, улучшилась. Из-за туч выглядывало последнее осеннее солнце, и лучи освещали верхушки леса. По комнате прыгали солнечные зайчики, а листья в саду как будто светились.
Дора, все же встав и подойдя к окну, улыбнулась: можно было и погулять, и окончательно прибраться во дворе.
Уборка всегда помогала ей привести мысли в порядок, и теперь Дора снова сгребала листья. Она складывала их в ведра, сваливала в тачку – вывезти на опушку, а частью укрывала корни деревьев в саду. Размела дорожки, укрыла остатки цветов и теперь смывала смолу и иголки с теплицы. Она давно ничего не укрывала: некогда было ухаживать, и Дора то и дело думала ее разобрать, но всякий раз оставляла как есть.
Теперь сад стоял совсем пустой.
Дора ходила меж деревьев, смотрела на клумбы, обошла дом со всех сторон. Везде чисто и оттого почему-то пугающе.
Ветви зябко тряслись на ветру, и Доре было их даже жаль. Теперь только ели и редкие сосны кутались в иглы, а лес и сад, казалось, поредели. Дора смотрела туда, на верхушки дубов и берез, где густели тучи. Их едва пробивало солнце, все больше освещая дома. Дора подумала, что к опушке идти как-то особенно не хочется, но от листьев нужно было избавиться.
И она, открыв калитку, медленно покатила тачку к мрачным деревьям.
У леса было тихо. Кое-где еще пели последние птицы, в чаще каркали вороны. Несколько раз Дора видела, как в небе устремлялись куда-то на юг птичьи стаи – летели зимовать.
Она бережно распределила листья между несколькими деревьями, укрывая корни, отряхнула тачку. Лес все так же молчал, только поскрипывал на ветру. Осень укутывала его и соседние поля в туман и легкую изморось по утрам, но прежде иссушила там всё живое, чтобы зима не могла это заморозить. По весне, Дора знала, природа снова вдохнет жизнь во все вокруг. Но до этого еще далеко.
Она снова подхватила тачку, хотела было покатить назад, но замерла. Лес словно вглядывался в нее, рассматривал, тянул ветви и шевелил корнями. Доре сделалось неуютно.
Но она не смела повернуться к нему спиной.
Так прошло две-три минуты, а затем лес снова замер, и птицы, казалось, запели громче. Карканье приблизилось, и несколько раз из-за деревьев вылетели вороны.
Дора мотнула головой, отгоняя наваждение, и все-таки пошла обратно к дому.
Когда она наконец заперла сарай и закрыла калитку, то пожалела, что для веранды слишком холодно. Было бы уютно посидеть, глядя на опрятный сад, но Дора знала: тут недолго и простудиться.
Поэтому просто вернулась в тепло.
Сегодня работа шла бодрее, и к вечеру Дора успела еще и перебрать вещи к зиме, закрыла кое-что в шкафах наверху, а теплые свитера и кофты переложила поближе. Осень в этот раз была не такая уж теплая, и даже солнце, все еще светившее среди туч, не могло ее согреть.
Дора в течение дня даже несколько раз подходила к окну, чтобы поймать хоть немного света. Она еще думала убраться в теплице: сквозь крышу солнце казалось особенно ярким. А ведь и убирать было нечего…
Дора решила, что просто скучает по нему. Осенью и зимой его было совсем мало, и так надо было ждать до весны. В детстве она однажды весь день пробегала с банкой, чтобы поймать хоть немного лучей. Сейчас она знала: ничто его здесь не удержит.
Когда поля укрыл вечерний туман, а сумерки вперемешку с тучами запутались в ветвях деревьев, Дора сидела на подоконнике и смотрела в сад. У нее на коленях лежали сказки, раскрытые на «Вороне» – Дора любила эту историю.
По саду бродили тени.
Кое-где по траве и листьям еще гулял ветер, слегка стучали по крыше особенно длинные ветви. В неярком свете фонаря за забором было видно калитку и пустую дорожку. То и дело на ней мелькало что-то: качались деревья. Дора завороженно наблюдала за этим, вслушиваясь в ночные звуки, и им в тон отвечал дом.
Это убаюкивало ее, успокаивало, и она невольно задремала, укутавшись в плед.
Проснулась Дора от странного шороха.
Почему-то окно снова распахнулось, и сырой ветер теперь трепал страницы книги. Дора еле закрыла его, убрала книгу и огляделась. Кажется, больше ничего не было потревожено, и она тяжело вздохнула.
Слишком много всего за два дня, и Доре это не нравилось. Раньше дом был к ней добрее, а теперь будто не подчинялся даже сам себе.
Она слезла с подоконника, невольно подошла к камину. Перо было на месте и даже не двинулось. Фотография тоже была обычной: ни теней, ни серости. Дора пожурила себя: слишком устала вчера, а сколько всего себе напридумывала.
Выключив свет и оставив только небольшую лампу, она хотела было подняться к себе, но в глубине дома что-то отчетливо скрипнуло. Дора замерла. Она все еще была одна, забраться в дом никто не мог: он был вполне надежным. Но когда скрип повторился, Доре стало совсем не по себе.
С каждым разом этот звук, казалось, все приближался, и наконец пол скрипнул почти что у ее ног.
Быть может, это сквозняк или вода стала проникать в фундамент, вот его-то давно не перебирали. Или все же мыши: должны же были они когда-нибудь завестись. Пришли в холода погреться. Или просто – скрипит и скрипит, это у него бывает.
Но почему-то теперь Дора не могла доверять дому так, как доверяла прежде, и чувствовала, что и сам
