повёл себя, как пустоголовый юнец, особенно сейчас, когда вместо того, чтобы готовиться к худшему, сорил саркастическими шуточками в свой же адрес? Да, если подумать, это был вовсе не сор, а буквально горы мусора, которые нужно срочно разгребать.
Я же был озабочен только тем, что думает о моём поступке Лайза, увидела ли она мою надпись сама или только после того, как им с Дугласом сообщили. Мне было не разглядеть её за широкой спиной мужа, который «конвульсивно» раскачивался из стороны в сторону.
— Зачем ты это сделал? — прорычал Дуглас и повёл челюстью вбок, как боец после сокрушительного удара. — Ты…
Андрюха, растолкав ребят, выступил вперёд и не дал ему закончить:
— Простите, я попытаюсь всё объяснить. Да, это его вина, но поверьте, он не желал причинить вред. — Я повернул голову к Андрюхе и хотел сказать, чтобы он и не думал встревать, но тот отмахнулся рукой и почти загородил меня собой: — Он хороший парень и толковый работник. Здесь все это знают. — Андрей обвёл глазами остальных, но не встретив активной поддержки — только «скомканные» возгласы одобрения — заговорил быстрее: — Он вчера вечером переписывался со своей девушкой, которая осталась дома, они давно не виделись. Поймите, парень заскучал, растрогался. В общем, романтический порыв — не более.
Я шагнул в его сторону, но Андрюха придержал меня за плечо, вытянув свою руку.
— Это моя вина, что не остановил его, когда он выскочил из дома, — подключил своё покровительство Андрей, глядя Дугласу прямо в глаза, — но я и подумать не мог, куда он пойдёт.
Андрей, наверное, смекетил, что после его тирады я, остающийся как бы в стороне, выгляжу ещё более провинившимся, и только сейчас убрал руку и отступил назад.
Я стоял перед Дугласом, широко расставив ноги, испытывая ломоту в сутулых плечах, и молча смотрел на него в упор. Он расправил сжатые губы:
— Ты приехал сюда работать, а не думать о своих романах. Я плачу тебе не за это. Ты знаешь, что такое чужое? Тебя учили к чужому не прикасаться? Или что? Может, ты тут ещё что-то моё…
Лайза оборвала его, тронув за локоть. Я решил воспользоваться паузой и прямо сейчас высказать ему всё в глаза. Про ту, которая уже давно стала моей, ещё до того, как я побывал в его спальне. И пусть он думает иначе, но она больше ему не принадлежит! Он может делать всё, что угодно, вышвырнуть меня прямо сейчас с площадки, избить до полусмерти, сделать так, чтобы мне запретили въезд в страну, но он уже ничего не изменит!
И тут я увидел её глаза. Полные страха. Но боялась она не за меня, а… меня. Я прочитал во взгляде — она просила не говорить неосторожных слов. Она просила меня молчать. Я больше не слышал пыхтения Дугласа, не видел его расширившихся зрачков в серой окантовке. И я больше не хотел открывать ему правду — говорить было не о чем. Я оглох от собственных непроизнесённых фраз и отвёл глаза, заливаясь скорбью.
Дуглас шумно вздохнул, отчего рубашка на его груди чуть не треснула.
— Учти, — он снова сделал движение сомкнутой челюстью, — весь ущерб, причинённый сотрудником, в нашей компании возмещается за его счёт. Подсчитай, сколько будет удержано из твоей зарплаты и подумай, стоило ли оно того.
— Дуглас, подожди, — еле слышно вмешалась Лайза. — Ты же знаешь, что краска на фасаде оказалась ненадлежащего качества. После нанесения она стала отшелушиваться, это показал недавний осмотр. Ты получил соответствующий отчёт. Мы уже направили производителю рекламацию.
Я что-то слышал об этом, разговоры велись на объекте не первую неделю, но я не вникал, потому что не участвовал в окрашивании фасада. До вчерашнего вечера…
— Кто-то виноват, кто-то нет? — Дуглас очень жёстко одёрнул жену.
— Не в этом дело. Фасад всё равно придётся перекрашивать. — Лайза бросила на меня беглый взгляд, который перевела на мужа: — За счёт поставщика.
— Получается, он нам помог? Уже начал? — презрительно сострил Дуглас, мотнув головой в мою сторону.
Зубы мои заныли от того, как чересчур крепко я их стиснул. Тупой спазм ударил в голову. Но по-настоящему больно было совсем от другого.
Публичное порицание меня закончилось, и все разошлись. Я тоже пошёл в подсобку. Меня никто не окрикивал, чтобы сделать замечание, не было слышно никаких претензий. Мы шли бок о бок, и я как будто чувствовал поддержку окружающих, словно по-мужски они меня поняли и даже не осуждали. Не думаю, что многие соглашались с правом Дугласа на проявление ярости, уж точно не большинство. И вообще его права, особенно право обладать чем-то или кем-то, были не такими уж безусловными.
В подсобке ребята везде пропускали меня вперёд, не мешали быстрее одеться, специально замедлив свою активность, и я был признателен им за это. Слов благодарности, которая пришла на смену всплескам бунтарства во мне, Андрюхе я не сказал, но был уверен, что он уловил их на расстоянии.
Я зашёл в здание одним из первых, затягивая на ходу лямку комбинезона. За перегородкой, в нише с окном, я услышал глухие голоса, которые по мере моего продвижения становились громче. Один из них был до саднения в груди знакомым. Я замедлил шаг, а перед откосом остановился.
— Что это было, Лайза? Ты защищаешь передо мной подчинённых в их же присутствии? — Дуглас был уже не зол, но явно недоволен.
— Не думала, что ты станешь возлагать на парня материальную ответственность. Тебе не кажется это не совсем справедливым в данной ситуации? — не спускала Лайза.
— Я бы во всём разобрался. Почему ты вообще за него вступилась? Что это за исключительное отношение? — Дуглас понизил голос, но я всё равно расслышал: — Что ты к нему привязалась? Зачем срываешь с объекта?
Дуглас, оказывается, был хорошо осведомлён обо всём, что происходило под его руководством.
— Потому что… — задохнулась Лайза. — Хочешь правду?
— Естественно!
— Я надеюсь, ты не уволишь всех после. — Она помолчала. — Потому что он единственный, кто наравне с руководством переживает за то, каким здесь всё получится. И он единственный, кто во время разговора смотрит мне в глаза, а не… ниже.
Я не видел, какая реакция Дугласа за этим последовала, но голос Лайзы прозвучал отчётливо:
— Успокойся, Дуглас!
Ребята не возвращались, и я оставался на прежнем месте — сейчас было самое неподходящее время, чтобы перестать подслушивать и уйти — правилами приличия можно было пренебречь.
— Мне кажется, пора загрузить тебя кабинетной работой. Тебе нужно реже бывать на стройках, их атмосфера на тебя дурно влияет. — Дуглас разговаривал
