Теперь он сам, Игорь Вячеславович Муромцев, найдет себе дело. Не сразу. Скандинавы говорят, что только трус мстит сразу, а раб — никогда. Пусть утрясется все здесь. Он спокойно отпразднует свой день рождения. Он еще попишет работу.
А потом…
— Игорь, ты здесь?
Голос Борьки донесся от порога.
— Сюда, — позвал Игорь, садясь в ванне. Вошел Борька — в мокрой одежде, глаза у него запали.
— Я у тебя переночую, — сказал он, садясь на край ванны.
— Конечно, — не удивился Игорь. — Я сейчас вылезу, нальем заново, и ты отогреешься. Ляжешь в спальне.
— Мать с отцом на работу ушли, а сестры уехали, — Борька потер лицо. — А мне дома страшно. Пес так воет… Я бы к Катьке пошел, но не хочу, чтобы она меня таким видела опять… Знаешь, Игорёк, я ее почти и не замечал, — и Борька вдруг начал кусать большие пальцы рук — сильнее и сильнее, до крови.
— Прекрати, — голос Игоря стал повелительным, взгляд поймал глаза Борьки и не отпускал их. — Сейчас разденешься, сменишь воду и ляжешь в ванну. Полежишь, потом обсушишься и пойдешь спать. Понял?
— Да, хорошо, — прошептал Борька, поднимаясь. Игорь накинул халат. И, развернувшись, положил ладонь на плечо друга:
— Сейчас тебя бесполезно утешать… Поэтому скажи мне одно: когда пройдет какое-то время, ты согласен будешь мстить?
— Спрашиваешь! — Борька ожил, поворачиваясь к Игорю. — А о чем ты?
— Пока не знаю, — признался Игорь. — Я пойду спать. И ты ложись.
* * *
Игорь проснулся, от того, что Борька двигался по комнате. За окнами было хмурое, сочаще: ся дождем утро, и Борька как раз застегивал куртку.
— Ты куда? — Игорь приподнялся на локте, приглушил голос, хотя никого, кроме них, тут не было.
— Зайду домой, соберу ранец, — отозвался Борька.
— Пойдешь в школу?
— Да, — вздохнул Борька, присаживаясь на край кровати. — И потом — я пока что все еще начальник штаба, а у нас сегодня будут решать вопрос по реорганизации в связи с тем, что мы остаемся в тылу.
— Да, конечно, — Игорь сел. — И мне надо работать.
4.
Двое охранников в похожей на полицейскую белой форме ОКК прошли по бетонированной дорожке, не громко переговариваясь. Тот, что шел ближе к ограде, временами постукивал жезлом по чугунным прутьям, увенчанным светящимися зелеными звездами — символом компании. Вскоре постукиванье затихло вдали.
Комплекс спал. Только несколько снегоуборщиков очищали магистральные дорожки от выпавшего вечером снега, да в главном офисе светилась почти половина окон, а у подъезда стоял транспорт — в том числе «насад» главы совета директоров и «копье» директора "Земли и воли".
…Белая тень плавно и быстро выросла сбоку от дорожки. Там, где она поднялась, не снегу не осталось следов, и не было ни единого следочка на снегу, где она поплыла вдоль дорожки, не обращая внимания на многочисленные камеры слежения. Аппаратуру не обманешь… но почему-то именно от экранов тех камер, по которым плыла тень, отворачивались в дежурке охранники.
Возле окна тень замерла и мгновенно преобразилась — ее бесформенность молниеносно и бесшумно превратилась в четкий белый контур. Существо замерло у стены, почти неразличимое на ее фоне. Мимо прошла еще одна пара охранников — так близко, что, вытянув руку, они могли бы коснуться ночного гостя.
Но даже и не подумали. Голов не повернули.
Человек в белом подскочил и, левой рукой ухватившись за карниз на высоте около четырех метров, качнулся… встал на карнизе легким, неуловимым движением. Казалось, вертикальная стена держит его вопреки законам гравитации.
Он шел по карнизу, и в тех местах, где на нем и на стене лежали длинные косые полосы тени, белый цвет обтягивающего комбинезона темнел, вновь сливаясь со стеной — и возвращал себе белизну, едва тень кончалась.
Около четвертого окна человек остановился. Он стоял чуть сбоку, чтобы не рисоваться на фоне окна — и что-то делал рукой. Потом все так же легко перетек в вентиляционную фрамугу… размером четверть метра на двадцать сантиметров, послушно открывшуюся под его рукой, хотя магнитный — контакт находился, конечно, внутри. Если бы кто-то увидел, это — ему бы долго пришлось осмысливать такой факт.
Но никого вокруг не было.
…В коридоре мягким светом горели панели дежурного освещения. Было пусто и почти тихо, только с нижнего этажа доносились два невнятных голоса. На дверях кабинетов глубоким матовым сверканием поблескивали таблички.
Неспешным, почти прогулочным шагом, совершенно бесшумно, ночной гость зашагал по коридору. Он не пытался прятаться, как-то скрывать себя — просто шел. Лицо скрывал капюшон с двумя прорезями для глаз, внимательно смотревших вокруг. Комбинезон — цельный вместе с обувью — плавно менял цвет в соответствии, с местами, мимо которых шел ночной гость. Довольно рослый, но гибкий, как кошка и бесшумный, словно сквознячок… Похоже было, он не раз ходил по этим коридорам и хорошо знает их.
На повороте из стены выступал декорированный узорным шпоном короб вентиляции. Человек огляделся, легко подтянулся на одной руке. В другой у него появилось… скажем так — ЧТО-ТО, чем он невероятно быстро извлек решетку и, перевалившись внутрь, поставил ее за собой на место..
В начале вентиляционной трубы он полежал, прислушиваясь и принюхиваясь. Потом — пополз вперед, ориентируясь по ему одному понятным приметам.
Он полз уверенно, почти тек же быстро и так же уверенно, как шел, пока сбоку из очередной вентиляционной решетки не зазвучали уверенные голоса, обсуждавшие какие-то финансовые проблемы. Человек придвинулся к решётке.
Внизу был кабинет. Несколько человек сидели вокруг модного конференц-стола — трое в гражданском, один в форме флота ОКК. По столу ходили бумаги, работал компьютер.
Человек в вентиляции окаменел. Он не слушал разговор — тот шел об отправке грузов, сделках и прочих делах. Это его не интересовало.
Время шло — минуты… час, еще час… Около четырех утра совещание внизу стало заканчиваться. Ночной гость следил за тем, как люди расходятся — не шевелился, не моргал, только по временам медленно прикрывал и открывал глаза.
Мягко чмокнул замок и погас свет. Кабинет погрузился в полутьму — за окнами горели фонари. Тогда человек, словно большая капля, вытек из бесшумно открытого им отверстия. Выпрямился. Повел вокруг рукой, в которой был зажат все тот же предмет. Временами он останавливал руку, проводил в воздухе, зигзаг — и двигал ее дальше. Во время очередного зигзага в руке человека запульсировал огонек, а сам зигзаг обрисовал на одной из стен — у шкафа — алую мерцающую решетку из скрещенных лучей. Такие же зигзаги по полу очертили над ним хитросплетение лучей зеленого, цвета.
Ночной гость удовлетворенно кивнул и, примерившись, взвился в воздух неестественно длинным прыжком, в котором оттолкнулся ногой от дверцы шкафа и распластался поверху на нем самом. Свесил руку, начал размещать по краям алой решетки поблескивающую ленту, как бы перехватывавшую лучи. Когда таким образом он очистил квадрат в его руке снова оказался нож или что там, и эта штука плавно заскользила по облицовке стены. Короткими сериями вспышек мигала лампочка индикатора — очевидно, в этом мигании был какой-то смысл, потому что в определенный миг рука человека замерла, отодвинулась, а вторая — свободная — зашарила по панели. Замерла тоже, ее снова сменила та — с инструментом — только из него выдвинулось лезвие сложной формы, в следующий момент словно по волшебству превратившееся в манипулятор, тонкий, как паутинка. Свободная ладонь плотно легла на верхний левый угол квадрата в стене, инструмент в другой руке коротко мазнул торцом по нижнему правому…
