Как робот? — спрашиваю. — Это такой сделанный из железа человек, не способный на эмоции.
— Да. Очень похоже, — кивает Грэм, после секундного раздумья.
— Это потому, что у меня болезнь. Алекситимия — затруднение в различении эмоций и телесных ощущений, склонность к конкретному, логическому мышлению при дефиците эмоциональных реакций. Как-то так.
— Ты уверена? Про болезнь? Ты не кажешься больной, — переспрашивает с сомнением Грэм.
— Знаешь, теперь, когда ты спросил, не уверена, — отвечаю задумчиво, анализируя свое недавнее очень эксцентричное поведение в апартаментах регента. Да, интересно на меня влияет местный климат.
— Сегодня мы с вами будем лепить очень простой сосуд, но очень полезный, — говорит учительница Грэма по гончарному искусству, неторопливыми движениями показывая нам как из куска глины на гончарном круге быстро и легко появляется кувшин. — Потом мы его прокалим хорошо, а на следующей неделе разрисуем. Это будет особый кувшин, почти артефакт.
— Ух ты, — восхищается Грэм, я же помалкиваю, ничего не зная об этой теме.
— Теперь ваша очередь, — усаживает нас преподавательница. — Берите большой ком глины, не с самого края, где немного подсохло, а с середины, и аккуратно раскручивайте гончарный круг, не спешите. Отлично. У вас обоих хорошо получается.
Учительницу кто-то отвлекает. Она извиняется, говорит, что сейчас вернется и уходит, оставив нас одних в попытках создать что-то, хоть немного похожее на кувшин. Лично у меня получается какая-то банка. А у Грэма — кривая ночная ваза. Мы оба хохочем над творчеством друг друга, пока Даша с высунутым от усердия языком, месит глину в специальной миске, выданной ей, дабы малышка не скучала.
Я слишком сильно давлю на глину и несколько крупных жидких фракций отлетает из-под моих рук и ляпается на одежду Грэма.
— Ой, извини, — прошу прощения у мальчика, увлеченная своей попыткой создать-таки приличный сосуд.
— Да ничего, все в порядке, — отвечает проказник и тут же мне в грудь прилетает жидкий кусок глины. — Ой!
Но вид при этом у мальчишки довольнее некуда.
— Ой? — переспрашиваю. — Ой⁇
— Да. Ой! — кивает, выминая в руках глину.
— Только попробуй, — работаю на опережение, но увы, кто меня слушает. Едва успеваю отмахнуться от крупной глиняной капли, летящей в лицо. — Ах, так? Ну ладно! Сейчас и ты получишь!
Загребаю гость культурной грязи и кидаю во вредного мальчишку. Попадаю четко в лоб. Грэм хохочет, грязь подтекает, оставляя оранжевые разводы на лице.
— Береги глаза! — кричу ему, едва успев увернуться от ответных «подарочков».
— Сама береги! — слышу в ответ и получаю отличный комок просто в волосы.
— Ну все! Тебе крышка! — поддельно рычу, вызывая довольных хохот Даши, тоже принимающей участие в игре, но ограничивающейся тем, что швыряет глину вверх и получает ее же обратно на свою же голову.
— Ха! Ты сначала попади! — вопит Грэм, пробегая мимо коридора.
Я кидаю ему вслед несколько мелких комков, но все они пролетают мимо, некоторые даже вылетают в коридор, со смешным звуком шмякаясь на пол.
— Учти! Уборка на тебе! — кричу Грэму, попав тому глиной точно между лопаток.
— Почему это на мне? — оборачивается мальчик и тут же получает еще один увесистый снаряд в лоб.
— Потому что ты это все затеял! — сообщаю, улыбаясь от уха до уха.
— Ну тогда… — Грэм швыряет в меня огромную лепешку, увернуться я не успеваю, она влетает мне прямо в лицо, залепив глаза и рот.
Хохоча, отплевываюсь и отшвыриваюсь всеми «патронами» какие есть у меня. Где-то рядом заливается Грэм, но я его не вижу, потому что никак не разлеплю глаза. И тут почему-то внезапно наступает тишина. А потом вопль. Да такой громкий, что Даша пугается и начинает плакать.
Наплевав на приличия, задираю любимую футболку и протираю глаза, чтобы увидеть, что происходит.
— Вы! Как вы посмели!
На пороге классной комнаты стоит Говелиц, с залепленным глиной ухом и испачканном костюме.
— Вы ненормальная! Я буду жаловаться на вас!
— Мы не специально. Я вас не видела, — пытаюсь объяснить ситуацию орущему учителю каллиграфии, но у того явно подпорченное настроение. Уж не знаю почему. Неужто прачка пришлась не по вкусу, когда дурман выветрился? Да не может этого быть. Огонь, а не девица!
— Мне плевать! Плевать! На вас — наглую выскочку! Вы не достойны тут находиться!
— Не смейте так разговаривать с моей няней! — встает на защиту Грэм, испачканный глиной на девяносто процентов.
— А вы… вы так себя ведете, Ваше Величество! Вы позорите свой род! Вы недостойны…
— А вот с этого момента поподробнее. Кто и чего достоин, — раздается за нашими спинами спокойный, но оттого еще более угрожающий голос регента.
Говелиц подскакивает, наверное, на метр в высоту и резко поворачивается лицом к регенту.
— Ваше Высочество, я не слышал, как вы подошли, — блеет учитель каллиграфии разом утратив всю свою напыщенность.
— Конечно. Вы вообще никого не слышали, кроме себя, — отвечает дядя Грэма.
Мы все как-то внезапно замечаем позади регента двух мрачных, одетых во все черное, демонов.
— Уведите его, — говорит Его Высочество, а бравые вояки хватают воющего на одной высокой ноте Говелица подмышки, и почти уносят, поскольку учителя ноги не держат.
— Куда это они его? — спрашиваю у регента.
— Туда, где он расскажет все, что знает об ученом, создавшем аромат истинности. Его сообщница уже созналась, — совершенно спокойно отвечает мужчина, сканируя меня взглядом.
— Быстро вы… И для чего все это? Просто женить вас?
— Не просто женить, а зачать наследника, который может стать соперником Грэма в чьих-то играх за престол, — регент говорит, и голос его становится все ниже и злее.
— А почему вы… — не заканчиваю вопрос, возможно, это не мое дело. А вот мое — это поднять и успокоить дочь, которая моментально перестает плакать и тут же тянет руки к регенту. — Даша, нельзя, ты испачкаешь Его Высочество.
— Глупости какие, — возражает регент, забирая счастливого ребенка и прижимая к своей когда-то белой рубашке. — Я сам отказался от престола. Еще когда брат был жив. Такие у нас порядки. Или я официально откажусь, или меня запросто могут убить, вроде как случайно.
— Ужас, — говорю, глядя расширенными глазами на мужчину, тот спокойно пожимает
