Я посидела, нервно постукивая пальцами по телефонной трубке и размышляя, что же делать дальше. Когда мне сопротивляются, я становлюсь очень упрямой – это мое лучшее качество. Или худшее, – зависит от того, у кого вы спросите. Бедные родители со мной измучились, они на удивление долго не могли понять, что лучший способ заставить меня что-то сделать – не разрешить этого. Питер оказался манипулятором получше, он чаще всего обходит острые углы моей упертости. Просто сам он не настолько упрям и всегда предпочитает, как он сам выражается, «чтобы питбуль был на его стороне». Когда упрямство появилось в Руби, оно мне стало нравиться несколько меньше. По сравнению с дочерью я кажусь нерешительной. Руби совершенно несгибаема. Она родилась со сжатыми кулачками, и с тех пор пробивает себе путь в этом мире.
Я думала, может, стоит поехать в Саузенд-Оукс и ворваться в дом Кацев, но вдруг зазвонил телефон. Говорили шепотом. И я догадалась, что это Мишель, сестра Бобби.
– Джулиет, прошу прощения за своего отца. Хочу сказать вам, что не все мы так думаем.
– Как?
– Не все считают, что Бобби покончил с собой. Лично я уверена что он не мог этого сделать. И я благодарна вам, что вы пытаетесь помочь. Это я виновата в том, что отец сердится.
– Вы виноваты?
– Да, – сказала она извиняющимся тоном. – Но я не хотела расстраивать родителей, так же как не хотела вам создавать проблемы. – Забавно звучит в устах взрослой женщины. – Когда мать с Дэвидом рассказали, что вы проводите расследование, я попыталась убедить родителей не мешать вам этим заниматься. Я уверена, что все не так просто, как думает полиция.
– Мишель, почему вы говорите шепотом?
– Ой, извините, – я почти слышала, как она покраснела. – Я дома у родителей. В ванной, говорю по сотовому. Не хочу, чтобы отец знал о нашем разговоре.
Мишель, взрослая женщина, профессионал в своей области, настолько боялась родителей, что, как подросток, украдкой звонила по телефону, якобы зайдя в туалет.
– Хотелось бы с вами кое-что обсудить, но вам, наверное, неудобно в ванной. Мы можем встретиться?
– Прямо сейчас?
– Да. То есть не обязательно, но можно и сейчас. Отец сказал вам, что мне угрожали?
Я рассказала Мишель, что случилось с машиной Питера.
– Боже, как ужасно! Вы, должно быть, в панике.
«В панике» – пожалуй, это слишком. Нервничаю, да. Мне даже страшно. Но из-за того, что на нашем «БМВ» хулиганы нацарапали угрозу, вряд ли стоит паниковать. По крайней мере, я пыталась себя в этом убедить.
– Думаю, мы можем встретиться, – произнесла Мишель, – скажу, что мне на работу.
Я долго убеждала Питера, что ничем не рискую, если поговорю с Мишель. Наконец он согласился, но при условии, что пойдет со мной. Пришлось взять и Руби с Исааком.
– Мы поедем в торговый центр, поужинаем там, – весело сказала я, будто кого-то можно соблазнить блинчиками с овощами на пластиковых тарелках. Разве что детей.
Когда мы приехали, Мишель уже ждала меня у оранжевой стойки в отделе питания. Она вытаращила глаза, увидев мое семейство в полном составе.
Я села напротив Мишель, а Питера отправила в «Калифорнийскую пиццу».
– Я приду к вам примерно через час, – пообещала я мужу. Хотела попросить его принести пару кусочков пиццы, но передумала. Мишель была миниатюрной женщиной, из тех, кому нелегко подобрать подходящую одежду такого маленького размера. Я решила заказать салат «Цезарь». И поменьше соуса.
Мы взглядом проводили Питера с детьми. Руби ускакала вперед, а Исаак ехал у отца на плечах.
– У вас чудесная семья, – сказала она.
– Спасибо. А у вас есть дети?
– Нет, пока нет. Мы думаем об этом, но я очень занята. Лари и глазом не моргнул, когда я сказала, что мне сегодня вечером надо на работу. По воскресеньям я чаще бываю там, чем дома.
– Да, тяжело вам, – сказала я. Не хотелось начинать разговор о том, что многие считают возможным посвятить себя работе и воспитанию детей одновременно. Я уже поняла, что это безумие, стоящее огромных усилий. Но Мишель не меньше тридцати пяти. Ей уже некогда взвешивать все «за» и «против». Но об этом я ей тоже не собиралась говорить.
Она пожала плечами:
– Вернемся к нашему разговору. Я действительно рада, что вы пытаетесь выяснить причину смерти Бобби.
Кто еще мог помочь мне понять, покончил ли с собой Бобби, как не эта женщина, которая так любила его и так хорошо знала.
– Наверняка вы уже не раз об этом думали, – начала я. – С Бобби перед смертью многое произошло. Сначала арест Бетси, затем правда о родителях. Считаете ли вы, что он впал в депрессию и покончил с собой?
Она покачала головой, глаза наполнились слезами.
– Я не верю, что Бобби мог это сделать. Это не в его характере. Конечно, у брата была склонность к саморазрушению. Наверняка вам известно о его проблеме с метамфетамином.
Я кивнула.
– Но он поборол зависимость. Окончательно. Она осталась в прошлом.
– Как вы думаете, может, арест Бетси подтолкнул его к самоубийству?
– Естественно, он расстроился из-за этого. Но надо было слышать, как он защищал ее перед родителями. Сказал, что зависимость – это физическое и психическое заболевание, и произнес речь о терпении и понимании. Бобби все время поддерживал Бетси, и он не оставил бы ее сейчас, ведь она снова лечится, и успешно.
Я поежилась, вспоминая приступ Бетси.
– Может, Бобби впал в депрессию, узнав, что его усыновили?
– Его это не угнетало и не печалило. Он злился на родителей за то, что они скрывали правду. Но не страдал. Как раз наоборот, был полон энтузиазма, хотел найти родную мать. Наша мама чудесная женщина. Она умная, сильная и настоящая… настоящая… – Очень хотелось вставить «стерва», но я сдержалась. – Она чудесная, – неуверенно повторила Мишель. – Но очень требовательная и не слишком ласковая. Отец тоже. Я думаю, Бобби нуждался в ласке сильнее, чем мы. Лиза, Дэвид и я как бы напрямую были связаны с родителями. А Бобби постоянно хотел чего-то еще. Ему не хватало родительского внимания. Они следили только за школьными успехами, за оценками, и на Бобби это плохо повлияло. Он учился не слишком хорошо, поэтому такого рода внимание его скорее пугало, чем радовало.
– Похоже, Бобби не соответствовал представлению родителей об идеальном ребенке.
– Да, это так. Но вскоре они перестали требовать от него слишком многого. Им хватало нас троих. Поймите меня правильно, – сказала она поспешно. – Они любили Бобби. По-настоящему. Просто у них были сложные отношения.
– А зачем они вообще его усыновили? У них уже было трое детей, куда еще один? – Было интересно, скажет ли Мишель то же самое, что ее мать.
– Они всегда планировали иметь четверых детей – двух мальчиков и двух девочек. Даже так все рассчитали, что дети не помешали ординатуре. Но все три раза матери делали кесарево сечение. Особенно опасным оказалось мое рождение, и врачи боялись, что если мама опять забеременеет, может произойти разрыв матки. Я думаю, сначала родители смирились с этим. Они усыновили Бобби лишь через восемь лет, все же решив создать идеальную семью с двумя дочерьми и двумя сыновьями. Поэтому они взяли мальчика.
