диване-книжке. "Всё-таки сморил сон моих девчонок", – отметила про себя Алина. Рядом с диваном стоял большой серый чемодан и дорожная сумка. Ангел-хранительница решила, что посидит на крыше и подумает спокойно о самой себе. Она устроилась на невысоком бортике крыши, встряхнула крыльями, и с перьев слетели налипшие пылинки и мелкие мошки. Вдруг сзади послышались чьи-то шаги. Она оглянулась и зажмурилась, так как с той стороны над крышей дома поднималось яркое летнее солнце во всей красе. И на фоне пылающего диска нечётко вырисовывалась фигура крылатого небожителя, направляющегося к ней.
– Ларри, привет! Я так и знала, что скоро тебя увижу, – поприветствовала Алина своего наставника. Он на этот раз был в ангельском одеянии, широком светлом балахоне до пят, развивающемся на ветру. Лицо было прежним, только волосы были светло-русыми и чуть длиннее, чем десять лет назад, когда Ларри явился к Алине эдаким щёголем в костюме-тройке с запахом дорогого парфюма.
– Здравствуй, Алина, – ответил Ларри и присел рядом. – Чудесная погодка правда? Всегда любил лето и солнце.
– Ларри, я так скучала по тебе. Правда времени у меня было не много, к сожалению, чтоб подумать о своей Душе… Валя моя последний год так чудила, от рук родительских отбилась. Покоя мне вообще не было.
– Знаю. Я перед тем, как сюда лететь, всё по ноутбуку моему волшебному посмотрел. А последнюю серию, про вчерашний день, аж три раза пересматривал. Такие напряжённые события. И ты, умница, справилась с ситуацией. Респект!
– Ой, Ларри, ты прям говоришь так, будто жизнь наша, я имею в виду Ксении, Вали, и остальных – просто фильм, не более того!
– И я прав. Ты знаешь, чему учат в буддизме?
– Нет, не знаю. Я вообще далека от религии.
– Не при чём тут религия. Короче, учат смотреть на свою жизнь отстранённо, как на кино.
– Это как?
– Так. Переживаешь разные события не забывая о том, что твоя жизнь театр, а люди в нем актёры, вокруг всё – декорации. В общем, помнишь об этом всегда. Типа произошло что-то, а ты себе напоминаешь : "Не парься дружище, это же игра, кино! Ты не плохо свою роль играешь", и так далее. По другому это называется осознанность.
– И в чём же смысл этой осознанности?
– А в том, что если ты знаешь, что жизнь твоя не более, чем кино и расцениваешь все события из этого ракурса, то ты, как режиссёр фильма можешь легко менять события по своему усмотрению.
– В реальности?
– Ну да. Можешь вообще, если текущий фильм разонравился, новый начать снимать, а старую плёнку выкинуть.
– С собой покончить что ли? – удивилась Алина.
– Зачем кончать с собой? Ты, чувствую, до сих пор под впечатлением прошедшей ночи находишься… Уйти из жизни, конечно, тоже имеет право человек. Но это же не интересно. Гораздо, поверь, интересней и приятней в ЭТОЙ земной жизни что-то делать, что-то менять к лучшему, влиять на события, осознавая между тем, что материальный мир подвластен тебе, как мягкий пластилин.
– Ларри, как же многого я не знаю! Аж страшно.
– Чтоб всё на свете познать ни одной жизни не хватит. Ни человеческой, ни даже ангельской. Расскажи лучше, как ты тут поживала все эти годы.
– Да нечего рассказывать. Сам же всё видел. Я и не жила толком. Конечно, я рада, что была рядом с Валечкой, что помогала ей и заботилась. Но моя собственная душа как будто законсервировалась. Я все эти пятнадцать лет существовала где-то между небом и землёй. Между миром живых и миром духов, посередине. Будто в клетке…
– И ты страдала от этого?
– Я смирилась. Ты же так учил.
– Да, на этот раз ты действительно изменилась. Теперь ты готова к следующему воплощению.
– Родиться заново? В новом теле?
– И с новой судьбой. С чистого листа всё начать. А почему ты не прыгаешь от радости и не хлопаешь в ладоши? Разве не об этом ты меня умоляла десять лет назад?
– А как же моя Валентина?
– За ней другой хранитель будет присматривать.
– Какой другой, Ларри?! Он ничего о ней не знает. Она ему чужая.
– Не чужая, а самая родная на свете и любимая внучка. Бывшая, земная внучка.
– Семён Васильевич? Отец Ксении?
– Да.
– Не поняла, почему он? Разве он что-то сделал при жизни такое же, что и я?
– Нет, он достойную жизнь прожил. И он сам, его Душа бессмертная то есть, пожелала послужить ангелом при девочке. Это вовсе не наказание, а благо для него. Я раньше говорил или нет, не помню, что высокоразвитые души, такие, как у Валиного деда, могут после прибытия в иной мир, после смерти тела, сами выбирать, чем им в духовном мире заниматься. Эта Душа, прожившая земную жизнь, сыгравшая в числе прочих, роль дедушки Валентины, захотела снова поучаствовать в её судьбе.
– Так Семён Васильевич умер несколько лет уже назад. Где его душа до этого дня была?
– Там время течёт по иному, говорил же. И потом, думаешь в духовном мире заняться нечем? Отдыхал он, или занимался чем-то, не знаю. Я за ним не следил.
Ангел Алина замолчала. Ей стало как-то тревожно.
– Ларри, я и не знаю уже, хочу ли этого. Боязно. Вдруг опять чего-нибудь натворю в земной жизни и умру безвременно. Здесь, вроде как спокойно. Хоть и скучно.
– Ты хочешь. Ты-Душа очень хочешь. Иначе как ты будешь дальше расти? Подняться на следующую ступень эволюции можно лишь проживая жизни на Земле. Больше никак. Я про духовный рост сейчас говорю.
– Я понимаю.
– Раз понимаешь, летим! – сказал Ларри и взял за руку Алину.
Два ангела взмыли ввысь. Алина видела себя в образе себя прежней, женщины, которой она была в прошлой земной жизни, когда наделала столько ошибок. Лишь очертания тела были нечёткими, как-будто неплотными. В облаках, которые набежали откуда ни возьмись, кружились, точно в хороводе, другие ангелы. Около десяти, может больше. Они размахивали своими белыми сильными крыльями в такт спокойной мелодичной музыке, доносившейся откуда-то сверху, из космической дали. Музыка была немного грустной и хватала за душу. Ангелы разомкнули круг и впустили внутрь Ларри с Алиной. Вокруг этого дружного хоровода во все стороны простиралось чистое синее небо. Алина всматривалась внимательно в этих ангелов, которые парили вокруг них, и видела их лица: это были красивые добрые человеческие лица, чем-то ей знакомые.
– Это наша с тобой духовная семья, – просветил Ларри.
– Мне страшно… – Алина чувствовала и видела, что её тело, итак полупрозрачное и едва ощутимое, рассыпается на множество невесомых маленьких пёрышек, отлетающих
