тысяч рублей и ведро золота, арестован. А его босс, первый секретарь крайкома, понижен в должности.
– Но с тунеядством явно перегнули, – вставил Лёвик, ложечкой зачерпывая из вазочки вишневое варенье. – Получается, если не работаешь на заводе, попался на улице в рабочее время и у тебя не оказалось паспорта, то ты потенциальная нероботь…
– Стас, присаживайся, – предложила Мила, указывая на место рядом с собой. – А то нас этот идеолог совсем задолбал.
– И давно он вас здесь долбает? – как бы из простого любопытства поинтересовался Стас.
– Минут пятнадцать минимум. А что? – с иронией взглянул поверх очков Лёвик. – Лично я стал за это время намного подкованнее идеологически. Прям почувствовал, как мой идеологический уровень… того, повысился. И горжусь этим!
– Хотите, чтоб и меня подолбал немного? Типа моя очередь?
«Значит, выбросить что-то из окна вы, ребятки, точно не могли. Это значительно облегчает дело», – заключил для себя сыщик. И хотя чаю с мороза очень хотелось выпить, он решил довести задуманное до конца.
– У Стаса свое особое задание, – строго напомнил присутствующим Антон. – Просьба его не отвлекать, отнеситесь с пониманием. Он занимается архиважным государственным делом.
«Если бы не крайняя необходимость, – подумал со злостью Стас, – ох и врезал бы я тебе! Мало бы не показалось, идеолог хренов!»
– Я как раз по поводу этого задания.
– Весь внимание, – отозвался бородатый.
– Мне нужен хороший фонарик, а еще лучше – мощный фонарь.
– Без вопросов, правда, мощного не гарантирую, но… – Антон тотчас вскочил и направился нетвердой походкой в подвал. Через минуту он появился оттуда с длинным фонариком в руке. – Батарейки новые, луч надежный.
– Я бы тебе мог предложить фотофонарь, – с прежней иронией пробубнил напоследок Лёвик, – но, боюсь, провода не хватит. Да и светит он только красным светом, и слабо к тому же.
– Спасибо, дорогой, я ценю твою готовность помочь.
Сектор между елями, куда упал подозрительный предмет, он запомнил хорошо. Луч света на снегу заметили, Стас уловил шевеление занавесок в комнате Игнатенок и тень человека на шторе. Но когда он резко посветил в окно, там никого не оказалось.
«Так-с, теперь противник знает, что я ищу то, что он выбросил. Понятно, кто противник. – Жанна. Лёвик сидел внизу с хозяевами и слушал политинформацию. Хотя факт того, что она выбросила в форточку мусор, еще не делает ее противником. Не накручивай, Пинкертон!»
Стасу ничего другого не оставалось, как продолжить поиски, которые вскоре увенчались успехом. Небольшую дыру в снегу он сначала не заметил, лишь скользнув по снегу лучом несколько раз, заподозрил неладное. Изрядно начерпав в ботинки снега, всего на метр приблизился к цели. Сделав еще шаг, разглядел торчащее из снега горлышко бутылки.
Ближе подходить не стал, пустая бутылка не представляла никакой ценности для следствия. Скорее всего, ее из окна выбросил Макс, хотя это не характеризовало его с положительной стороны.
Муж вернулся из командировки
Отряхнувшись от снега, Стас вошел в дом. Троица по-прежнему сидела у самовара, только на этот раз вместо осточертевшей всем политинформации обсуждали недавно вышедший фильм «Мы из джаза».
– А я вам говорю, не мог этот толстый, который саксофонистом у них был, – неистовствовал Лёвик, размахивая очками в воздухе, – так быстро научиться импровизу… Это ж талант нужен, а они ему раз объяснили, два объяснили – и он понял! И начал играть. Так я и поверил! Не смешите меня!
– Погоди, не тараторь, – невозмутимо проговорил подвыпивший Антон, – импровиз, как я понимаю, это импровизация по-нашему?
– Разумеется, – возвратив очки себе на нос, пожал плечами знаток джаза и по совместительству фотограф. – Это полет души, если хотите. Такому научить невозможно, он или есть, или его нет.
– Левочка, это же кино, – примирительно сказала Мила, сложив лодочкой ладони и прижав их к груди. – В нем всё можно, в том числе и научиться за короткое время импровизации.
– Давай лучше партейку в шахматы, – похлопал фотографа по плечу Антон, поднимаясь из-за стола. – Тем более Стас вернулся с мороза, пусть чайку попьет.
– Нашли что-нибудь, ваше высочество? – поинтересовался Лёвик, поднимаясь вслед за бородачом. – Ах, простите, я забыл, данные следствия не разглашаются.
В гостиной царила идиллия, будто и не было двух трупов в сарае. Их как будто вычеркнули из бытия.
– Найдешь тут у вас, кажется… В таком глубоком снегу, – проворчал он, скидывая пальто и возвращая фонарик хозяину. – К утру еще навалит, все улики засыплет. Если что-то и было, то…
– А что, собственно, было? – не унимался Антон, доставая шахматную доску из шкафчика.
– Мы же договорились о неразглашении, – напомнил Стас, изобразив обиду.
Первый же глоток обжигающего ароматного чая так расслабил сыщика, что ему захотелось выложить перед бывшими одноклассниками все результаты расследования. Но он сдержался. Мила подвинула к нему блюдце с куском торта:
– Отведайте «Праги», мистер Пуаро.
– Ну, «Прага» не брага, с него не захмелеешь, – ответил Стас, принимая блюдце и благодаря хозяйку.
Бросив взгляд на часы, которые показывали половину четвертого, он сосредоточился на торте.
Антон с Лёвиком тем временем расставили фигуры на шахматной доске, разыграли цвет, и фотограф сделал первый ход белой пешкой.
– Видал, как Каспаров с Корчным разобрался в Лондоне в полуфинале претендентов? – поинтересовался Снегирев, прыгая конем через пешечный строй. – А мы еще помним матч в Багио, знаменитый счет пять-пять, когда у всех нервы были на пределе[1]. Ох тогда понервничали!
– Гарри Каспаров – восходящая звезда, – пробубнил фотограф, делая ответный ход. – Думаю, он весной разберется и со Смысловым в финале, да и Карпову в матче за звание чемпиона мира осенью не поздоровится.
– Согласен, согласен… В любом случае советская шахматная школа одержит победу, кто бы ни выиграл. Это лучшая система подготовки шахматистов в мире. Никому мало не покажется!
– Да? – усмехнулся Лёвик, срубив первую пешку противника. – Что ж тогда она в семьдесят втором году подкачала, в Рейкьявике, когда Спасский продул Фишеру так крупно?!
– Это единственный случай в советской истории шахмат. До этого и после этого советские шахматисты надежно удерживали мировое первенство.
Наблюдая за шахматистами, Стас вспомнил, как оба – и Лёвик, и Антон – занимались когда-то в районном шахматном клубе, обоим прочили шахматную карьеру, да только почему-то не сложилось.
Сыщик вдруг уловил движение на втором этаже. Из комнаты Игнатенок выглянула… волосатая голова Макса. Оглядевшись по сторонам, журналист заметил смотрящего на него Стаса и приложил палец к губам. Дескать, не выдавай, земляк!
Мила, сидевшая лицом к Стасу, видеть его никак не могла. Шахматисты – тем более, они так были увлечены игрой, что не заметили бы и
