раз десять посмотрела, как Дубинин всех раскидывал.
Вот это мощь, атлет… Ммм… Двигался прекрасно.
Тогда я была напугана. Но сейчас оценила и смаковала, как он атаковал, уходил от ударов! Боец!
Финал мне не нравился. Вызывал чувство страха и одновременного желания найти говнюка, ударившего Ростислава бутылкой по голове, и отмудохать его.
Не подозревала, что во мне столько скрытой агрессии!
***
Пока Дубинин спал, я нашла знакомых врачей, поинтересовалась про сотрясение, составила более-менее ясную картину. И все бы ничего, но пока Ростислав спал, ему начала звонить… мама.
На экране высветилось “АТАС! МАМА!”
Я не знала, что сделать — сбросить вызов, ответить или проигнорировать. Просто стало очень смешно, как большой и взрослый мужчина подписал маму в телефоне и поставил на ее вызов звук сирены.
Хотела вынести телефон, не успела.
Рос проснулся и сел, протерев глаза.
Его мать — стерва неугомонная, пронеслось в голове, даже медведя из спячки достала.
Не буду скрывать, мама Ростислава оставила после себя неприятное впечатление, высокомерная, предвзятая, напористая, если не сказать, нахальная. Обозвала меня, я тоже не осталась в долгу.
Дубинин взял телефон, отправил сообщение, перевел на беззвучный и посмотрел на меня.
— Я должен извиниться. За себя. Мне не стоило так взрываться в клубе. И за маму. Я точно не знаю, что она тебе наговорила, но почему-то уверен, что приятного было мало. Она… кхм… иногда невыносимая. И я ее очень люблю. На расстоянии. На очень большом расстоянии.
У меня снова в горле встал ком, я не ожидала, что первые слова после пробуждения в исполнении Дубинина будут именно такими.
Он попросил прощения.
Я растерялась, не думала, что он еще раз извинится, кивнула.
А что до его мамы, то на таких особ мне плевать. Чопорные, зашоренные, не способные видеть дальше собственного носа.
— Ты голоден?
— Да, давай закажем что-нибудь.
— Я приготовила. Суп.
Хотела, чтобы это прозвучало небрежно, но по интонации вышло как “Только попробуй не съешь!”
Дубинин удивился. Сильно. Но попытался не подать виду. Хотя быстро сдался и заулыбался.
— Я пиздец как польщен, что ты для меня готовила. Ведьмовское пойло я пробовал и выжил. Настал черед попробовать ведьмовскую стряпню…
— Ах ты скотина, я думала, что обойдемся без этих шуточек, — рассердилась, но улыбка твердила обратное.
Пожалуй, так даже лучше, а то неприятно сидеть и чувствовать себя смущенной и зажатой, словно проглотила палку.
***
— Ну что ж, давай свой суп! — попросил Дубинин, сидя с ложкой наготове.
Я открыла кастрюлю и не поверила своим глазам:
— Это что такое?! Куда делся мой суп?
Дубинин подошел, заглянул сверху. Он обнял меня и поцеловал в макушку, а потом громко заржал:
— Суп сбежал, лапша осталась. Накладывай, что есть.
— Клянусь, это был суп! Нормальный… Я не представляю, как он превратился в это…
В кастрюле лежала только лапша с кусочками мяса. Где вода? Где бульон, я спрашиваю?!
— Много лапши добавила. Ерунда. В следующий раз выйдет лучше, — еще раз чмокнул в макушку.
— Ага, — кивнула автоматом, потом застыла.
Так, стойте.
Меня только что подписали к постоянной готовке, что ли?!
***
Дубинин
Я проигрывал, давно не было такого ощущения. Проигрывал всухую, когда видел это жуткое нечто из распухшей лапши на своей тарелке и был горд, что мне это приготовили. На вкус оно еще и пересолено, но, бля… Выражение лица рыжей, ее смущение, которое пробивалось через невозмутимо поджатые губы и выражение глаз, просто покоряло.
Мне вообще-то и повкуснее готовили, и не только еду, но и себя мастерски к этому предлагая, но ни разу так не вштыривало, как сейчас.
— Можно тебя попросить? — уточнил.
— Что? Доставку еды заказать? — подскочила с готовностью смести все в мусорку.
Даже потянулась к моей тарелке. Я прикрыл ее хозяйским жестом. Руки прочь от моей еды!
— Я не про то, Марф. Можешь ко мне подойти?
— А что? — насторожилась.
— Просто. Обнять хочу. Не укушу, трусиха.
— Я не трусиха.
— А почему в клубе вырываться начала, как будто я тебя насиловать собрался? — усмехнулся.
На лице Марфы маской застыла эмоция, которая была до этого. Просто сплошной маской встала, и все!
Через несколько секунд она рассмеялась.
— Ешь мой… суп. Эксклюзив от Медеи.
— Так ты… сейчас со мной как Медея или как Марфа? — уточнил я, наматывая на вилку “суп”.
Ноздри точеного носика девушки раздулись.
— А есть разница?
— Мммм… Думаю, есть. Я пока особенно не просек, когда ты переключаешь их между собой, миксуя. Но все говорят, я способный. Неужели и здесь не справлюсь?
— Очередная победа Дубинина? — фыркнула.
Вот сейчас точно неприступную Медею врубила. Маме вмазала словами хлестко истинно по-медеевски. И мне она тоже нравилась, но Одуванчик-Марфа, это же просто улет! Не знаю, почему от нее горячо внутри и щемит сладко, и дышать тяжело.
— Так ты ко мне подойдешь? Или я сам?
Марфа напротив хихикнула:
— Ты должен был в этот момент поиграть мускулами груди, мачо.
Задрав футболку, показал:
— Так?
Она зачарованно закивала, потом нахмурилась, отвернувшись:
— Тебя в клубе так избили?
— Нет. Другое.
— Что именно? — спросила она.
— А ты? Поделишься со мной, почему так странно иногда себя ведешь?
— Может быть, — ответила уклончиво. — Так что с твоими синяками?
— Просто вспомнил былое, размялся с пацанами… — ответил немного туманно.
— До состояния битой груши? Это где же так разминают? — не унималась Марфа. — Там же, где телки вешаются, с минимумом одежды и пустым взглядом?
Далась ей та самая старая сторис…
— Ты ревнуешь? Это знаешь ли, проявление чувства собственности. То, что есть в отношениях. И если ты ревнуешь, ограничивая в чем-то меня, то позволь и тебе напомнить о том, что я тоже, млин, ревную, когда ты сиськами светишь.
— Это другое. Не сравнивай даже! В общем, я тебя не ограничиваю. Ничего такого… — замахала руками. — Ты большой дядька, сам решай. На мою свободу
