было похоже на медленный танец на ринге, будто мы кружили возле друг друга, ожидая, когда противник подставится для удара.
Раздражение подталкивало к решительным действиям.
Чего мне стоило обойти стол и дернуть вниз молнию на его брюках?
Он был настолько раздражен, что не стал бы мне мешать.
Но это было бы опустошительно – сейчас мы не нравились друг другу и не хотели друг друга.
Я медленно двинулась вперед, подошла к Антону вплотную, оставив немного воздуха между нами.
Мое сердце колотилось беспорядочно и быстро, а он, наоборот, задержал дыхание.
– Ну вот что, милый, – произнесла я устало, – твоя враждебность меня утомила. Позволь напомнить, что сегодня в программе тебя вообще не было. Ты сам устроил сцену за ужином, сам привез меня сюда и сам меня провоцируешь. Я тебя целый месяц не беспокоила, а теперь ты ведешь себя так, как будто я тебе прохода не даю. Не противно такое лицемерие?
Я давно заметила, что люди не любят, когда им читают нотации. Обычно они немедленно обижаются, считая обвинения несправедливыми.
Поэтому мысленно я приготовилась к ссоре.
Он опустил голову и взял меня за руку, погладил ладонь большим пальцем.
– Прости, – произнес смиренно, изрядно меня удивив. – Иногда я думаю, что ты худшая из Лехиных жен, ветреная и взбалмошная. А потом спрашиваю себя: вдруг ты и правда веришь в эти предсказания? И тогда все видится под другим углом.
– Я ветреная? – изумилась я. – Три свидания и один Алеша – вот моя ветреность, и она вся у твоих ног! Где еще в наше время ты найдешь такое целомудрие?
– Сегодня, – он улыбнулся, уже без сарказма, а очень даже по-доброму, – ты особенно целомудренно выглядишь.
И я улыбнулась в ответ – потому что тоже зеркало. Никак иначе.
– Алеша переживает из-за того, что стареет. Пыталась его приободрить, вот и все.
– Что именно тебе нравится в моем брате?
– Он милый.
– Милый, – повторил Антон со сложными интонациями. Спорим, думал в эту минуту, что он-то какой угодно, но вовсе не милый. – Обычно женщинам требуются более основательные причины для замужества.
Они у меня были: карты обещали, что этот брак развернет мою судьбу в другую сторону. До этого я жила довольно скучно, и с необычайной силой хотелось изменить все и сразу.
Вздохнув, я качнулась вперед и коснулась лбом плеча Антона.
Что же, теперь как угодно, но точно не скучно.
Это была бесконечная секунда – когда мы от взаимной неприязни перетекали в тихую нежность.
Шорох, движение, легкость – и вот уже его пальцы запутались в моих волосах. Коснулись виска, щеки, уха.
Он не обнимал меня, и я его тоже.
Мы касались друг друга так осторожно, будто совершали преступление.
– Мирослава.
– Да?
– Мы можем пообедать на следующей неделе? Безобидный обед, не много и не мало.
– Больше не собираешься меня избегать?
– Больше не собираюсь.
Легкие касания пальцев – по щеке, по линии шеи, по плечу. Почти невесомые, но там, где они пробегали, оставались мурашки.
Я впитывала эти ощущения, как иссохшая пустыня – дождь.
Не знаете, почему так бывает?
Алеша спал со мной и целовал меня, но никогда его прикосновения не вызывали во мне так много чувств.
Это же всего лишь физика. Люди то и дело трогают друг друга, хлопают по спине, обнимают за плечи, пожимают руки, ну и всякое такое.
Не то чтобы я выросла в абсолютном вакууме, не зная других людей.
Было бы из-за чего так нервничать.
Ага. Скажите это моим мурашкам, может, хотя бы вас они послушаются.
– С чего вдруг такие перемены? – Спросив, поразилась тому, как тихо, на грани слышимости, у меня это вышло.
– Ты сама сказала, что думала обо мне целый месяц. Ты живешь в мире фантазий, Мирослава, но если узнаешь меня поближе, то поймешь, какой скучный я тип.
– Ладно, – я положила руку ему на грудь, отступая и отталкиваясь от него, – тогда постарайся как следует, чтобы на самом деле меня разочаровать.
В глазах Антона вспыхнули веселые искорки.
– Не сомневайся во мне, – ухмыльнулся он.
– Вторник, среда и четверг. Я буду ждать тебя в эти дни у себя в деревне. Дружелюбной и целомудренной, как ты хочешь. И с горячим обедом. Первое, второе и компот.
Я попыталась отойти, но он накрыл ладонью мою руку на своей груди.
– Мирослава, – в барбариске отчетливо прозвучал душистый горький перец, – как тебя угораздило выйти замуж за Леху?
– Я ведь всегда могу развестись.
– И станешь еще более одинокой. Это ничего не изменит.
– Значит, еда и разговоры. Да будет так. – Я все-таки сделала еще один шаг назад, изобразив замысловатый пируэт. – «Не ревновать и не клясть, в грудь призывая – все стрелы! Дружба! – Последняя страсть недосожженного тела»[1]. Не провожай меня, я вызову такси.
Он молча склонил голову, прощаясь. Быстро надев сапоги и плащ, крикнула от дверей:
– Прямой путь не всегда самый короткий. Не вздумай передумать потом.
В подъезде я перевела дух и тихо засмеялась, заказывая такси.
Глупый, глупый Антошенька. Не знаешь разве: коготок увяз – всей птичке пропасть?
Ах, кто тебя только за язык тянул!
В такси я прикрыла глаза, мечтательно воображая, как все могло быть, если бы я осталась.
Если бы я все-таки зашла дальше.
Правда в том, что на самом деле я не готова была к такому развитию событий. Антон оказался прав, я почти не знала его.
То, что я подглядела в наше будущее, не делало меня согласной к грехопадению здесь и сейчас.
Сам по себе секс не являлся для меня таким уж важным, у нас с Алешей у обоих был довольно слабый темперамент, и мы занимались любовью время от времени – приятно, но не до звездочек в глазах и прочих глупостей, о которых все вокруг пишут и говорят.
Но на то и мечты, чтобы в них происходило все лучше и ярче, чем в обыденности, и картинки, которые мелькали в те минуты в моей голове, были действительно бесстыдными.
К дому мы с Алешей подъехали одновременно.
Он вышел из своего такси, а я из своего.
– Ой, – я моргнула, возвращаясь из постели Антона на мокрую после дождя улицу, – забыла рульку в машине твоего брата.
– В Тохиной? – не понял Алеша, глядя на белую «Весту», выезжающую со двора.
Упс.
– Лень объяснять, – отмахнулась я.
Лжец из меня был никудышный – это же сколько всего надо помнить!
Алеша никогда не отличался излишней подозрительностью, поэтому философски пожал плечами.
– Эта Инна – ужасно неприятная женщина, – поделился он, когда
