тебе очень благодарна за помощь. Без тебя я бы пропала. Позволь мне кормить тебя ужином каждый вечер? Так я не буду считать себя обузой.
Бывший муж встрепенулся и внимательно посмотрел на меня со смесью подозрения и сомнения. Глубоко дышал и что-то обдумывал, а я следила за его взглядом. Костя снова попытался быть холодным, но сегодня у него явно не получалось. Вел внутреннюю борьбу с собой, и наконец, мне кивнув, устало вернулся на кухню и сел на стул. Когда заговорил, казалось, что это была самая лучшая музыка, которую слушала.
— Не за что, Даша. Я рад, что ты и ребенок в порядке. От ужина не откажусь, если есть чем меня накормить. Сегодня даже поесть не удалось после основной работы.
— Сейчас быстро сделаю.
Я, с грохочущим от радости сердцем, открыла холодильник и мысленно порадовалась, что у меня было разморожено мясо на завтра.
Наш первый совместный ужин прошел не совсем гладко, но я верила, что это только начало. Костя был уставшим, но пытался поддерживать разговор на нейтральные темы. Я не хотела быть навязчивой, но предлагала темы, которые раньше были нам интересны. Мы очень любили друг с другом разговаривать. Когда провожала до двери, в его глазах заискрилась теплота, но Костя тут же ее спрятал, но уже не за холодностью, а за усталостью.
Вот уже целую неделю мы встречались за ужином, и теперь я снова наслаждалась нашими разговорами. Наблюдала, как Костя постепенно стал оживать, его глаза искрились, когда он рассказывал об основной работе, которую любил, и улыбался, рассказывая о подработке. Я внимательно слушала, и когда понимала, что он выговорился, наливала нам чай и рассказывала мои небольшие новости о прошедшем дне. И видела его искренний интерес. У нас появилась теплота общения.
Меня не покидало ощущение, что нам стало снова интересно друг с другом. И стала ловить себя на мысли, что жду приближения ужина, чтобы увидеть Костю, и сердце от этого чаще замирало, когда до назначенного времени оставалось пять минут. И у него стала пропадать холодность, хотя он старался держать дистанцию.
Наши прощания тоже изменились. Теперь Костя останавливался, и, несмотря на внешнее спокойствие в голосе, я чувствовала скрытую теплоту, которая казалась ярким лучом солнца, согревающего мое сердце:
— Я напишу тебе завтра, когда освобожусь. Будет, что срочное, сразу пиши.
Эти слова ложились на сердце, как исцеляющий бальзам. За две с половиной недели общения мы больше не поднимали тему моей «измены» и нашего развода, но я не оставляла мысль доказать невиновность. Но понимала, что надо сделать это аккуратно, и чтобы не было только хуже, ведь для него это явно болезненная тема. Это будет трудно, но я должна.
И еще через три дня, я поняла, что есть только один способ. Это снова будет трудно, но по-другому нельзя. Сегодня Костя сказал, что придет в половину седьмого, и я очень удивилась. Почему так рано?
Когда я открыла дверь, то поняла, как рада его видеть. На лице появилась глупая улыбка, и почему-то захотелось смеяться от счастья. Он так плотно вошел в мою жизнь, что уже не представляла, как без него дальше жить. Его глаза выражали теплоту, и он улыбнулся мне:
— Привет, Даша. Теперь вечера будут свободны, я уволился с вечерних заказов и оставил только развозку по выходным.
И почему эта новость стала для меня вспышкой искренней радости? Хотелось смеяться, что ужин я теперь буду готовить рано. И затеплилась в груди надежда, а вдруг Костя будет оставаться дольше. Но постаралась взять себя в руки, и сказать:
— Привет, Костя. Честно, я рада твоему решению. Душа терзалась, видя, как ты изнуряешь себя работой.
— Только она меня спасала от тяжелых мыслей.
Сердце грохнуло от его слов, и голова закружилась от волнения. Сейчас я попробую доказать ему, что не предавала.
Раскладывая еду по тарелкам, мы стали мило разговаривать. Но меня выдавало волнение, потому что Костя отложил вилку, и спросил:
— Даша, что-то случилось? Ты сама не своя. Это видно.
Да уж. Сегодня не смогла совладать с эмоциями. Что же, настало время.
— Костя, я хотела задать тебе один вопрос, но теперь страшно волнуюсь.
— Не бойся, я слушаю.
Он откинулся на спинку стула, и его внимательный взгляд придал решимости, хотя казалось, что сейчас совершаю прыжок с парашютом. Сейчас задам вопрос и меня ждет или жестокий удар об землю, или эйфория, что все получится.
— Ты знаешь, почему я предложила тебе развод, но ты меня тоже слишком легко отпустил?
Теперь я с замиранием сердца ждала, что он мне скажет. Какой ответ я услышу? И даже не знала, хочу ли я его знать или нет.
В глазах Кости появились слезы. Их причину я не могла понять.
— Это не было легко, но я подумал, что ты хочешь уйти к нему. Я все видел, и зачем тогда удерживать? Хотел вычеркнуть из жизни и забыть навсегда. Но было больно от твоей измены. Ты довольна ответом?
Его кулаки стали сжиматься, и он закрыл глаза. Но тут же открыл, и его взгляд снова стал холодным.
— Я тебе не изменяла, хотя ты и не веришь. Долго думала, как доказать тебе, что я невиновна. Мне тяжело осознавать, что ты считаешь меня предательницей.
И когда я хотела продолжить, в голосе бывшего мужа слышалась злая ярость:
— Даша, не порти то, что мы с таким трудом построили.
Но я уже не собиралась останавливаться, только не сейчас, когда уже все решила.
Сложила руки и, вложив в голос умоляющие нотки, попросила:
— Позволь мне доказать еще раз. Просто послушай меня.
Он откинулся на спинку стула, и в его холодный взгляд не предвещал ничего хорошего. Казалось, что меня пытаются остановить от дальнейшего разговора и замораживают. Но я не могла. Пусть будет, что будет. Даже если я все испортила, хотя от этого хотелось плакать.
— Давай вместе сходим на консультацию к Андрею Андреевичу. Ну неужели я предложила бы тебе прийти к моему любовнику, чтобы оправдаться? Костя, поверь мне, пожалуйста.
Я наблюдала за его реакцией, и он казался выброшенной на берег рыбой. Его челюсть отвисла, и он смотрел округлившимися глазами. Не в силах сказать хоть слово, он молчал, и после паузы, судорожно сказал:
— Я должен выйти на улицу и подумать. Приду и скажу мое решение.
Когда он ушел, мне показалось, что сердце разбилось от отчаяния. Костя не вернется и бросит меня. И слезы наворачивались на глаза, что я больше его никогда не