около тысячи новых предприятий. Но в 43 % входила и продукция невостребованная, заваливающая склады, списанная. А сельское хозяйство пришло уже в полный развал, здесь-то прирост обеспечивали только приписки.
Утвердили планы на следующую пятилетку, и в народ был брошен очередной пропагандистский лозунг. Она провозглашалась «пятилеткой качества». Подразумевалось: выпускаем-то мы много, но надо сделать так, чтобы все товары стали качественными, и жизнь сразу улучшится. А наряду с этим подняли старую химеру – проект поворота сибирских рек, Оби и Иртыша, для орошения степей Казахстана и Средней Азии. Прогнозировались сказочные урожаи, хотя «побочные» эффекты стали бы куда более впечатляющими – затопление сельскохозяйственных угодий и лесов в Сибири, подтопление многих населенных пунктов, автотрасс, непредсказуемые изменения климата, а в «орошаемых» областях – образование болот и солончаков.
Когда такую идею предложили Сталину, тот даже не стал ее рассматривать. Но интерес проснулся при Хрущеве, над этими планами работали 112 научно-исследовательских и 48 проектных институтов! (И все сотрудники получали государственную оплату.) Сейчас «ученые» наконец-то «продавили» предложение в правительстве и ЦК, был утвержден конечный проект, исполняющие организации. Но и Косыгин считал план катастрофичным. Не нарушая решений съезда, стал крутить карусель с согласованиями, спускать дело на тормозах.
После XXV съезда произошли перемены в советском правительстве. В марте скончался 73-летний министр обороны Гречко. На его место Брежнев поставил своего друга Устинова. Впервые в советской истории министром обороны стал человек, который никогда не командовал войсками. Он прекрасно знал военные вопросы, занимаясь оборонной промышленностью, но был чужд «воинского духа», далек от офицерства.
А Косыгин даже в преклонном возрасте поддерживал себя в хорошей физической форме, увлекался греблей. Но 1 августа потерял вдруг равновесие, его байдарка-одиночка перевернулась. Пока его вытащили, он нахлебался воды. Медики под руководством Чазова стали обследовать, почему же с ним случилось такое, и обнаружили очаг кровоизлияния в мозг. Оно было поверхностным, но в больнице ему пришлось лежать долго, и работоспособность Косыгина значительно снизилась. А пока он еще находился на лечении, Брежнев провел на пост его первого заместителя Тихонова, своего доверенного.
Леонид Ильич разобрался и с Подгорным и Полянским, якобы метившим на власть (хотя на самом-то деле Подгорный просто воодушевился воспользоваться моментом, если его друг Леня вдруг помрет или совсем свалится). Брежнев убрал их из руководства по очереди. Полянский одновременно был министром сельского хозяйства. Правда, противился его развалу. Возражал против предложения Брежнева забрать из сельской местности на стройки еще 93 тыс. человек. Но и это было воспринято как «оппозиция». А теперь на него возложили вину за плачевное состояние сельского хозяйства, после съезда в Политбюро не избрали и отправили послом в Японию.
Подгорного Леонид Ильич отложил «на потом». На очередном пленуме ЦК он сидел в Президиуме рядом с Брежневым, и вдруг, совершенно неожиданно для Подгорного, выступил секретарь Донецкого обкома Качура. Внес предложение совместить посты Генерального секретаря и Председателя Президиума Верховного Совета. Как вспоминал сам Подгорный: «Я обалдел. Спрашиваю: “Леня, что это такое?” Он говорит: “Сам не пойму, но видать, народ так хочет, народ”». Подгорного отправили на пенсию. Он после заседания пытался связаться с Брежневым по телефону, но получил ответ секретаря: «У Леонида Ильича нет вопросов к Николаю Викторовичу».
Таким образом, Брежнев официально стал лидером и партии, и государства. Все ключевые посты занимали его персональные ставленники. Казалось бы, вот сейчас-то наступило время его личной власти… Но его болезнь прогрессировала. Если XXV съезд он «вытянул» с большим трудом, то сразу после этого последовала реакция, нервный срыв. Он разбранил врачей, державших под опекой, Чазов даже собирался подать в отставку – сгладил ситуацию Андропов, ведь он через академика держал Брежнева под постоянным контролем. Но строгому режиму охраны здоровья пришел конец, оно опять стало ухудшаться. И при этом на него посыпались награды. Он получил высшее воинское звание Маршала Советского Союза. В декабре 1976 г. справлялось 70-летие Брежнева – конечно же, с величайшей помпой, потоками лести по телевидению, в газетах, журналах. Маршальский мундир украсила вторая звезда Героя Советского Союза (Героем Соцтруда он был вполне заслуженно, за космическую программу, а Героем Советского Союза стал на 60-летие). За ними последовали другие ордена и отличия.
Но инициатором награждений выступал не сам Брежнев. Это делал Суслов [149, с. 9]. Обращался к Леониду Ильичу: «Политбюро считает…» или «партия считает». Однако окружение Генерального секретаря уже знало, что он не откажется. Видели, что ему это нравится. А в результате… Суслов по-прежнему оставался «серым кардиналом» при совершенно больном вожде. И главным итогом его деятельности стала новая Конституция СССР, разработанная под его руководством и принятая в 1977 г.
В нее была введена статья 6, что КПСС является ядром политической системы государства, его «руководящей и направляющей» силой. Такой статьи не было даже в Конституции Сталина. Это было торжество партийного аппарата, уже законодательно поставившего себя над государством, закрепившим свое господство над правительственными структурами. Но в целом Конституция была пронизана духом «конвергенции», теми тенденциями, которые закладывал в партийную идеологию покойный Куусинен. Было узаконено состояние «развитого социализма». Указывалось, что государство на нынешнем этапе «выполнило задачи диктатуры пролетариата, стало общенародным», что в нем создана «новая историческая общность – советский народ». Что возникло «общество высокой организованности, идейности и сознательности трудящихся… законом жизни которого является забота всех о благе каждого и забота каждого о благе всех».
В общем, речь уже не шла о «классовой борьбе», о противостоянии двух систем. А о неком аморфном обществе, которое будет совершенствоваться ради жизненных благ. По сути получалось – сближаться с Западом, где с этими благами было все в порядке.
Новые лица и «звездопад»
В эпоху Брежнева партийные деятели выдвигались разными путями и очень отличались по своим качествам, и по деловым, и по личным – честности, принципиальности, культуре. Первый секретарь Ставропольского крайкома партии Михаил Горбачев отнюдь не выделялся среди них в лучшую сторону. У него-то с честностью было туговато. На Ставрополье его прозвали «Мишка-пакет» – за конвертики, помогавшие решать через него дела. Зато у него имелись сильные связи. Ему протежировал в Москве Кулаков, потом нашлись другие…
Существовало несколько мест, где первые лица государства проводили отпуска. Здешние начальники опекали высоких гостей, обеспечивали программу отдыха. Брежнев, например, ездил на Черное море. Поэтому Брежнев стал благоволить к Сергею Медунову – тот возглавлял Ялтинский горком, потом получил Сочинский горком, и, наконец, Леонид Ильич повысил его до первого секретаря Краснодарского крайкома.
К Горбачеву приезжали другие гости. В истории утвердилось представление, что его вытащил в столицу Андропов. Действительно,
