Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 35
корит свою невнимательность!
В таком полузабытьи потянулись мои дни. В своем новом облике я стала звездой приемов и отрадой родителей. Я больше не обличала невежество возможных женихов, не спорила с гостями о науках и не пыталась никого заинтересовать своими теориями. Где нужно, я проявляла эрудицию, где нужно – остроумие, а в других случаях слушала и восторгалась. Я пленяла изяществом и грацией моего нового облика. Я блистала. Я получала от этого чистейшее удовольствие, не замутненное ни скукой, ни завистью, ни тягой к чему-то запретному.
Лишь оставшись в одиночестве, я становилась собой— мятежной душой, что жаждет знаний и свершений. Ссылаясь на слабость, я могла по много часов оставаться одна, посвящая себя наукам и экспериментам. Родители были очарованы моей покорностью и учтивостью, а потому, пусть и переживали о моем здоровье, позволяли мне это затворничество. Они привыкли, что в дни, вечера которых были свободны от выездов
или приглашения гостей, я сразу же после обеда отправлялась к себе, не выходя к ужину и не открывая дверей своих покоев до самого утра.
День, когда появилась Эмилия Хайд, более ничем примечателен не был. Мне понадобились некоторые элементы для моих изысканий, и я тайно покинула дом, как проделывала это уже множество раз. Но по возвращении я встретила служанку, что крайне удивилась и даже испугалась, увидев незнакомку. Мне пришлось отговориться тем, что меня впустила лично Гвенет Джекил, которой я прихожусь дражайшей подругой, состоящей с ней в переписке, и которую я, встревоженная вестью о тяжелой болезни, поспешила навестить, как только вернулась из длительной заграничной поездки. Я предполагала, что однажды подобная неприятность может произойти, а потому всегда носила при себе письмо, написанное моим почерком и наполненное дружескими обращениями.
Так родилась Эмилия Хайд. Желая предотвратить всякие неприятные случайности, я стала иногда выходить в природном своем образе к родственникам и слугам, сделав свои появления привычным и незаметным событием. Очень быстро я поняла, что Эмилия стала мне надежным щитом. Если раньше любое моё дерзкое слово стало бы известно отцу, то теперь я могла даже прилюдно назвать ослом видного академика, и никто никогда бы не смог обвинить в этом поступке Гвенет Джекил. Наоборот, её трогательная дружба показалась бы всем вокруг тем более благородной, если бы её целью общественность признала спасение и наставление на путь благодетели заблудшей подруги.
После этого ничто уже не могло меня остановить. Я посещала открытые лекции и дискутировала с учеными. Я опубликовала несколько десятков статей и яростно отстаивала свои тезисы. Мечтая о лаврах новой Лауры Басси, я начала претендовать на членство в Академии наук. Постепенно я обратила на себя внимание нескольких высокопоставленных особ, которых чрезвычайно позабавили и развлекли мои примечания и возражения, и которые готовы были оказывать поддержку моей научной работе. Как у ставшей моим идеалом Басси было благословение кардинала Просперо Ламбертини, так у меня была благосклонность этих господ. И, лишь заручившись этой поддержкой, я поняла, чего не хватало мне все эти годы – опоры и веры. Да, у меня были рекомендательные письма от «моей дорогой подруги» и нескольких очарованных её обходительностью учёных господ, открывшие мне двери лекториев и кабинетов, но я всё время была одна, питаемая лишь собственной мечтой и верой. У меня не было брата, увлеченного наукой не меньше моего, как у Каролины Гершель, не было мужа, что верил бы в мои таланты так же, как я в его, как у Марии Польз. О том, что и вовсе существовали такие ученые дамы, как Басси, Гершель и Польз, я узнала, лишь став Эмилией Хайд, уже отравленная смесью, что затуманивала мою душу.
Так я завоевала славу скандальной, но чрезвычайно сведущей в естественных науках особы, с которой стремились встретиться лично или вступить в переписку многие светлые умы. Почти все деньги, что я выручала статьями и лекциями, уходили на аренду небольшой, но чистой и светлой комнаты в торговой части города – ведь не могла же я, в самом деле, дать адрес дома Джекилов своим многочисленным адресантам. Поначалу я боялась, что кто-то сможет распознать мой почерк, и это приведет к тому, что тайна моя выйдет наружу. Позже волнения мои унялись; пусть вся моя жизнь и была обманом, но в ней я не делала ничего, что могло бы заслужить осуждение, наоборот, она была наполнена торжеством мысли.
Только вдумайтесь: меня даже не существовало, а мои возражения порождали открытия, и мои рецензии меняли судьбы людей. И после этого я приходила домой, где чувства мои засыпали, а на место им приходило тихое и покорное судьбе существо, что теперь звалось Гвенет Джекил. Я не буду описывать вам все радости и успехи Эмилии Хайд, о них вы можете узнать у любого, кто хоть сколько-то связан с поиском знаний. Вместо этого я расскажу вам о том, какое наказание настигло меня за моё малодушие и тщеславие. Ах, если бы мне хватило сил и смелости взбунтоваться против воли семьи и общества! Смогла бы я достичь хоть десятой доли того, что достигла Эмилия Хайд? Я отдала все выматывающие, бессмысленные обязанности своему второму я, что избавило меня и от чувства беспомощности, и от той чудовищной усталости, что вызывает лишь безделье, и от гадливого послевкусия, что оставляют лицемерные вежливые беседы, которые вынуждена поддерживать любая молодая леди моего круга – и лишь так моя душа смогла скопить силы, так необходимые, чтобы защищать свою правоту. Но увы, я сотворила себе убежище, и это убежище и стало моей погибелью.
Это случилось в день, когда до меня дошёл слух из надежного источника, что Академия почти готова предложить мне официальное членство, но не все довольны таким смелым решением, а потому придется подождать несколько месяцев, возможно, год, чтобы они окончательно решились. Увы, этого времени у меня уже не было, но тогда я об этом и не подозревала. Восторженная, я легла спать, чтобы с утра обнаружить пугающее явление. Проснулась я со странным ощущением, причины которого в первые секунды после пробуждения определить не смогла. Лишь когда я взглянула на собственные руки, мне стало понятно, как сильно это утро отличается ото всех, что были до него. Я явственно увидела болезненно тонкую, почти белую ладонь Гвенет Джекил там, где должна была быть тронутая легким загаром широковатая рука Эмилии Хайд. Я должна была почувствовать страх, но не почувствовала ничего. Ущербность чувств моего искусственного я, вероятно, спасла меня от разоблачения. Не знаю, смогла бы я сдержаться от крика отчаяния, если
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 35
