губ.
Поцелуй был головокружительным, и, наверное, мы оба сошли с ума – я и Ричард – потому что опомнились только лишь когда наверху раздались торопливые шаги – это Эбенезер спешил из гостиной вниз.
- А потом я вас накормлю, - выпалила я, отталкивая герцога, и очень вовремя, потому что Эбенезер уже спускался по лестнице.
- Добрый вечер, милорд, - сказал он, подозрительно переводя взгляд с меня на де Морвиля. – Позвольте ваш камзол.
- Позволяю, - ответил герцог почти обречённо.
Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться, пока Эбенезер помогал Ричарду снять камзол и забирал шляпу.
- Пойду, подогрею жаркое, - сказала я и убежала в кухню, чтобы насмеяться всласть.
Нет, я не собиралась насмешничать над герцогом, но очень уж забавно он выглядел, когда Эбенезер в очередной раз пресёк наши преступные любовные действия. Да и сама ситуация была такая… такая восхитительная!.. Как это приятно, когда мужчина только и мечтает, что обнять тебя и поцеловать… И ты сама мечтаешь только об этом… А Эбенезер ещё не знает, что его ждёт дюжина хозяйских камзолов…
Разогрев курицу, я отнесла наверх поднос с едой, и когда герцог появился к столу, сразу налила густого лукового супа в глубокую тарелку, где уже лежали чесночные гренки, и густо посыпала горячи суп тёртым сыром.
Эбенезер оттеснил меня в сторону, напомнив, что прислуживать милорду за столом – обязанность камердинера.
- Потрясающе пахнет, - заявил герцог, пожирая меня глазами.
Я указала ему на тарелку, пока Эбенезер не заметил, накладывая жаркое и подавая свежий зелёный салат с тонко нарезанным луком, выдержанным в уксусе.
- Как прошёл ваш день, милорд? – спросила я, когда герцог расправился и с супом, и с курицей, и с удовольствием принялся за торт.
- Пришлось задержаться, - ответил он, с благодарностью принимая чай, который подал Эбенезер, не забыв дольку лимона и ложечку мёда. – Документация после прежнего королевского маршала не совсем в порядке. И ещё завтра её величество королева Алария принимает послов из Швабена, поэтому будьте готовы рано утром, Сесилия, мне нельзя задерживаться.
Опять «вы». Я тайком вздохнула, хотя всё и так было понятно. Ведь при Эбенезере нельзя показывать, насколько мы сблизились.
- Да, милорд, - ответила я чинно. – Не волнуйтесь, я буду готова к шести часам.
- Хорошо, - он кивнул, откладывая салфетку и не глядя на меня. – Тогда пора спать.
- Вас ещё ждёт ванна, милорд, - напомнила я.
Герцог не удержался и так посмотрел на меня, что будь я свечкой, у меня бы уже запылал фитилёк.
Но я была Напёрстком, а напёрсток, как известно – штучка металлическая и крепкая, поэтому я умудрилась даже не покраснеть, а сказала преувеличенно-весело:
- Эбенезер будет вам помогать!
И удрала прежде, чем расхохоталась, потому что слишком уж забавно выглядел бравый королевский маршал с гримасой разочарования на лице.
После того, как бдительный камердинер проводил своего хозяина в спальню, я устранила беспорядок, который мужчины, обычно, устраивают в ванной – подобрала брошенную одежду, положила мыло в мыльницу и расставила перемешанные флакончики с маслами и притираниями, наполнила ванну для себя и с удовольствием нежилась в тёплой воде, пока свеча не сгорела наполовину.
Накинув халат поверх ночной рубашки, я поднялась в свою комнату, но не утерпела – постояла в коридоре, прислушиваясь, что делается в комнате герцога. Там было тихо-тихо. Наверное, спит, бедняжка. Или не спит…
Дверь открылась так резко, что свеча, которую я держала в руке, мигнула и погасла, но я успела заметить милорда де Морвиля – в одних подштанниках и босого.
В следующую секунду меня уже целовали – жарко, требовательно, да ещё и ощупывали самым бесстыдным и восхитительным образом.
В темноте всё казалось каким-то нереальным. Скорее всего, именно поэтому мой разум благополучно промолчал, а мои руки принялись ощупывать обнимавшего меня мужчину с не меньшим бесстыдством.
- Вы совсем меня с ума свели, Сесилия… - выдохнул герцог, подхватывая меня под бёдра и легко поднимая, так что мне ничего другого не оставалось, как обхватить его ногами за поясницу, тем более что моя ночная рубашка каким-то образом оказалась задранной чуть ли не до груди.
- Сумасшедший маршал… это страшно… - только и успела шепнуть я, когда он понёс меня в спальню.
Глава 8
Вряд ли мы с герцогом де Морвилем смогли бы справиться с этим безумием, охватившим и меня, и его, но в следующую секунду открылась дверь комнаты Эбенезера, и сам он возник на пороге – в ночной рубашке до пола и в ночном колпаке. Держал свечу и напряжённо вглядывался в темноту.
Я первая пришла в себя и оттолкнула герцога, позабыв, что это он несёт меня. Он чуть не потерял равновесие, налетел на косяк плечом, а я успела встать на ноги, одёрнуть рубашку и отскочить на пару шагов.
Коленки дрожали, я упёрлась ладонью в стену, чтобы меня не колыхало из стороны в сторону, и помолилась, что уронила свечку, и Эбенезер не увидел нас с Ричардом сразу. И не увидел то, что происходило.
- Кто здесь? – требовательно спросил слуга, поднимая свечу повыше, чтобы осветить коридор.
Эбенезер сделал шаг вперёд, и, конечно же, мы с де Морвилем сразу оказались в кругу света.
- Леди? Милорд? – Эбенезер свёл брови к переносью и холодно поинтересовался: - Почему вы не спите?
- Как раз поднималась к себе, - быстренько ответила я, - а милорд хотел перед сном выпить вина с пряностями.
- М-м… - выдал милорд что-то невнятное в ответ на мою ложь.
Я украдкой посмотрела на него и вынуждена была покрепче упереться в стену, потому что подштанники на нём грозили порваться, и что там так грозно топорщилось пониже живота, мне уже было известно.
Будто почувствовав мой ужас, де Морвиль медленно сцепил руки, прикрывая ладонями внушительную выпуклость, и мне оставалось надеяться что Эбенезер ничего не заметил.
- Идите к себе, леди Сесилия, - сказал он, - а я принесу милорду вина, если таково его желание.
Последние слова прозвучали как-то очень двусмысленно, но я не стала уточнять, а пожелала всем спокойной ночи и довольно твёрдо пошла к своей комнате.
- Не надо вина, - сквозь зубы произнёс герцог. – Идите спать.
- Конечно, милорд, - сразу согласился Эбенезер. – Сейчас я принесу в вашу комнату матрас и одеяло, с вашего позволения.
Я замерла на месте, а де Морвиль после
