быть честной с тобой, особенно когда мне трудно, — я на мгновение делаю паузу, пытаясь подобрать слова, потому что это важно, и я хочу сказать это правильно. — Я знаю, что не понимаю этого в том смысле, что у меня нет диабета, но…может быть, я немного понимаю, каково это — жить с чем-то постоянным и неподвластным твоему контролю. Ты не можешь снять это, или уйти от этого, или отложить на некоторое время. И даже когда ты привыкаешь к такой реальности, когда на самом деле всё не плохо и не хорошо, всё просто… есть, иногда всё равно трудно в присутствии других. Когда ты испытываешь это чувство отличности и дистанции от них, когда имеешь дело с той частью себя, которую они не понимают, о которой тебе приходится думать в социальных ситуациях и в повседневной жизни так, как они этого не понимают.
Джонатан молчит. Но затем его ботинки мягко обхватывают мой сапог, и наши ноги переплетаются под столом.
— Спасибо, Габриэлла. Это… — он прочищает горло, и когда заговаривает снова, его голос звучит по-другому. Тише, напряжённее, как будто он едва сдерживает что-то внутри. — Это много значит для меня.
Наши глаза встречаются. Мы наклоняемся ближе. Ещё немного ближе. В моей голове звенят тревожные звоночки. Его бедро прямо здесь, между моими. Я смотрю на его губы, вспоминая каждый наш идеальный поцелуй.
И, слава Богу, как раз в тот момент, когда я собираюсь схватить своего друга за великолепный зелёный свитер и зацеловать до наступления Нового Года, над дверью звенит колокольчик, возвещая о приходе клиента.
Глава 11
Плейлист: Sara Watkins — The Holidays with You
Когда наступает время Большой Распродажи — также нашего последнего рабочего дня в этом году — мы с Джонатаном успешно и прилично провели последние одиннадцать дней. Никаких мелких ссор. Никаких споров о том, чья очередь варить кофе и кто сделал его слишком крепким. Никакой инфантильной перестановки чужих книг с полки на полку или передвижения тематических столов в угоду нашим любимым жанрам.
Никаких неистовых, бездыханных поцелуев.
Это было убийственно скучно.
За исключением той части, где, по состоянию на вчерашний итог, который подсчитал Джонатан — разумеется, под моим наблюдением, чтобы убедиться, что не было никаких курьезов, когда он подсчитывал цифры — наши декабрьские продажи в целом на двадцать пять процентов превысили прошлогодние, и я безоговорочно лидирую.
Я не совсем удивлена, потому что, хотя Джонатан всё равно старался общаться с клиентами, чтобы добиться приличных продаж, он также проводил немало времени, хмуро уставившись в свой компьютер, и прогонял меня, когда я подходила слишком близко. Каждый раз, когда он что-то выстукивал на своём ноутбуке, я была в торговом зале и пробивала больше продаж, чем он. Стратегия, которая немного ставила меня в тупик. Что он делал за этим компьютером? Я даже представить себе не могу, если только он, в конце концов, не начал устраиваться на работу финансистом в небоскрёбах в центре города.
Это должно привести меня в восторг. Я должна пробегать победные круги вокруг Джонатана Фроста под музыкальную тему «Огненных колесниц». И всё же, когда я смотрю на своё королевство книжного магазина, я не чувствую никакой радости от триумфа. Вместо этого мне кажется, что я вот-вот расплачусь.
Что абсурдно. Это то, чего я хотела — чтобы книжный магазин был в безопасности, по крайней мере, на данный момент, и моё место в нём тоже было в безопасности. Я помирилась с Джонатаном, и мы расстанемся в хороших отношениях. Всего через несколько дней я встречусь с Мистером Реддитом и, надеюсь, лично испытаю к нему все те замечательные чувства, которые я испытывала онлайн.
Так почему же я на грани слёз? Что со мной не так?
Пока я вытираю глаза тыльной стороной ладони, Джонатан присоединяется ко мне, уперев руки в бока, осматривая магазин, который, могу признать, выглядит так, словно мастерская Санты и снежный человек родили ребёнка, а потом этот ребёнок заблевал всё тут.
Гирлянды, мишура, искусственный снег, сверкающие самодельные звёзды и снежинки из папье-маше и глины, кинары и дрейдели, пиньяты с семью звёздами, меноры и символы солнцестояния, а также блестящие серебряные и золотые ленты, скрученные в спираль, свисают с потолка и, давайте будем честными, со всех возможных поверхностей, на которых что-то может висеть.
В воздухе пахнет сахарной пудрой и тёмным шоколадом, цитрусовыми и свежесрезанной сосной. На верхушках книжных полок мерцают огоньки, а полки и столы украшают переливающиеся металлические фигурки — олени, крошечные подарочные коробки и сосновые шишки. Паровозик тихо посвистывает на своих крошечных рельсах, вращаясь вокруг основания рождественской елки у камина, украшенной белыми лампочками и лентами, гирляндами и украшениями в тон драгоценным камням.
Красочные стопки книг украшают каждый стол в магазине, размещённые спереди и по центру, в пределах досягаемости, украшенные умными маленькими этикетками, на которых указаны жанр, тропы, темы, обстановка и «Если вам нравится такое-то произведение, вам понравится и это». Рядом с витриной с одной стороны находится массивный стол с выпечкой, далее другой стол с принадлежностями для поделок — ватными шариками, бумажными тарелками и клеем для изготовления снеговичков и зимних животных, таких как лисы, кролики и белые медведи; материалы для пряничных домиков; блестки и кофейные фильтры для изготовления снежинок, краски для рисования пальцами и плотная бумага, разноцветная проволока — всё, что может понадобиться ребёнку для праздничных поделок, а также заранее вырезанные деревянные закладки, которые родители могут украсить по своему усмотрению.
Вздохнув, Джонатан потирает висок.
— Это ад.
— Всё не так уж плохо, — говорю я ему. По крайней мере, пока нам не придётся делать уборку сегодня вечером после закрытия.
— Всё именно так плохо. И будет ещё хуже, когда придут твои чёртовы певцы.
Счастье прогоняет мою меланхолию. Приятно вернуться к нашим старым перебранкам.
— Это джазовое трио.
Вот она, знакомая неодобрительная складка меж его бровей.
— Которое будет петь рождественские гимны.
— И много других зимних композиций, — я тычу его в рёбра. — Не будь таким гринчем. Это просто немного праздничного веселья.
— Праздничного веселья? — он поворачивается и смотрит на меня сверху вниз, вынуждая меня отшатнуться. Но прежде чем моё тело ударяется о твёрдую деревянную колонну позади меня, рука Джонатана обхватывает меня за талию, останавливая и притягивая к себе. Буквально мгновение мы смотрим друг на друга, и всё остальное… тает.
Очень осторожно Джонатан отпускает мою талию. Но не отстраняется. И я тоже.
— Блестки, Габриэлла, — наконец, произносит он. — Горячий клей. Конфетти. Имбирные пряники. Сахарное печенье. Глазурь…
