вынести из кареты совсем обессилевшего хозяина и унесли его в дом. Всех пригласили следовать за ними. Домик оказался совсем не богатым, видно было, что дела бывшего поручика идут плоховато, но приняли Мишу любезно. Пришлось рассказывать всю историю приключений, которые вызвали целую бурю эмоций, и которая чуть не довела до обморока женщину, стоявшую рядом, видимо, жену помещика.
Их хвалили и принимали чудесно до тех пор, пока Миша не представился. И тут он впервые столкнулся с сословными различиями. Узнав, что спаситель всего-навсего купец, а не дворянин, отношение хозяйки сразу изменилось – и восхваления стали не такими громкими, и глядеть она стала не так восторженно, как буквально несколько минут назад, что молодого человека не смутило, а только насмешило – он-то видел, что помещик совсем небогат, и одежда хозяйки уже не модная, и дом требует ремонта – «но понты дороже денег», как сказали бы в будущем, про которое он стал совсем забывать.
К вечеру приехал лекарь, осмотрел рану, похвалил за помощь, еще раз перевязал раненого и уехал, пообещав приехать завтра – его ждала роженица в соседнем имении. Миша втихомолку дал раненому выпить обезболивающее и жаропонижающее лекарство из будущего, которое также было в аптечке.
Вечером его покормили и уложили спать в скромной комнатке, но большего и не надо было. Никиту поместили вместе с раненым Макаром, к которому так никто и не пришел, и пришлось Никите оказывать ему помощь самому. А вот рана кучера не была легкой – его ударили кастетом по голове, и верный слуга также сделал все, как положено, – перевязал беднягу и посыпал рану тем же антибиотиком, в который верил, как в самое лучшее лекарство.
Утром Миша с беспокойством заглянул в комнату, где лежал пострадавший. Оказалось, что ему намного лучше, жар спал и боль уменьшилась – лекарства сработали. Похвалили и нашу мазь, которую он с удовольствием подарил. Благодарность Ивана Сергеевича была искренней и горячей, все просили остаться, но надо ехать – дорога еще долгая, а они и так задержались. И после плотного завтрака, на отдохнувших лошадях, они вновь отправились в путь.
Глава 14. Дела сердечные и переживания дорожные
Пока прервем ненадолго рассказ Миши о его дальнейшей дороге в Смоленск, так как в это же время с нашими двойниками тоже приключилась интересная история, а об окончании поездки Миши расскажем чуть позже. Пока же он спокойно продолжает свой дальнейший путь.
Как Наталья жалела об отсутствии в прошлом хоть какой-нибудь быстрой связи! Пусть не сотового, а обычного старого телефона, в котором надо крутить пальцем дырочки с цифрами. Как он нужен был в отсутствие Миши! Они с Полетт места себе не находили от беспокойства, а если бы знали про его приключения, то переживали бы еще больше! Но, увы, они даже не договорились обмениваться письмами, которые здесь доходили довольно быстро. Надеялись, что Миша сообразит это сделать.
Ждала Наталья известия и от Александра, и от Егора Фомича – после приема было три записки от лекаря и одна от Саши, и все, дальше – молчание. Она уже вся извелась и не знала, что делать – даже хотела узнать как-то стороной, что там случилось.
Но на ее облегчение, пришло письмо от Александра, в котором он писал, что очень занят по службе, так как в ближайшее время планируется перевод полка на другое место. Кроме того, он сообщал, что он будет на приеме у Барышниковых и хочет поговорить обо всех обстоятельствах.
Переживала и Барыня – после бала она как-то взгрустнула, вновь оказавшись, хоть и ненадолго, в той обстановке, к которой она привыкла. Но, как ни странно, она могла признаться самой себе – хотя она и скучала по старым временам, но сначала очень пугающее, а потом все более привлекающее и интересное окружение, в котором она была сейчас, нравилось ей все больше и больше.
Пусть поведение людей было грубым, они нарушали массу правил, к которым она привыкла, тем не менее они привлекали своей искренностью, непосредственностью, они не боялись вести себя так, как им хотелось, не оглядываясь на то, что «будет говорить княгиня Марья Алексеевна».
И если бы ее сейчас спросили, в каком из времен она хотела бы остаться, Барыня бы глубоко задумалась и сразу на данный вопрос и не ответила. Кроме того – Серж! Даже от одного звука этого имени у Барыни путались мысли и краснели щеки! Хоть и стыдно было признаться даже самой себе, но Барыня впервые за свои годы была влюблена, и отказаться от этого прекрасного состояния она категорически не хотела. И еще ее привлекало отношение людей к возрасту – в прошлом она была уже дама «в летах», а здесь могла вполне сойти за молодую женщину, даже девушку, как ее нередко называли, и это ей очень нравилось – она действительно чувствовала себя молодой и привлекательной.
Но переживания переживаниями, а прием у Барышниковых приближался. После долгих размышлений Наталья отказалась от идеи с переодеванием в Верку Сердючку. Во-первых, свое желание она уже выполнила на празднике в школе. Во-вторых, было все-таки очень опасно все это проворачивать – а если бы что-то не сложилось? А если бы ее узнали? Тогда ни ей, ни Маше уже не будет покоя – такой поступок общество не прощает. Да и, поразмыслив, она подумала, что намекает этой песенкой и на себя – ей ведь тоже за тридцать, и она мечтает выйти замуж за принца, точнее за полковника. Так что от греха подальше – надо быть серьезной и благоразумной.
Готовилась женщина к приему основательно, так как хотела, как уже говорилось, обсудить на нем вопросы основания «Женского патриотического общества». Готовились и наряды – у Машеньки, как всегда, более скромный и спокойный, бледно-голубой, очень нежный, а Наталья новый наряд шить не стала, оставила тот, в котором была на приеме полка, добавив к платью только красивую вязаную шаль, сделанную рукодельницами из тонкой козьей шерсти – почти «оренбургский пуховый» платок получился.
Такой же она взяла в подарок и Елизавете Ивановне Барышниковой, а Ивану Ивановичу общими усилиями вместе с Пимашками все-таки сделали белые бурки, только подошвы получились из плотной кожи, а не резины, которой еще не было. Многочисленным сыновьям и дочкам взяты в подарок глиняные барышни и кавалеры и все наборы со сказками. Сразу на приеме это дариться не будет – неудобно, а вот если останется она погостить там еще немного,
