Фу встал и махнул им, чтоб шли за ним в спальню. Всю кровать там занимал фанерный лабиринт; каждую развилку тускло освещали синие светоиндикаторы, а сверху всю конструкцию покрывал лист плексигласа.
— Ультрафиолетовые СИДы не дают им обращаться в туман и сбегать из лабиринта, — пояснил Фу. — Они слабые, крысам не больно, но они не испаряются.
— О, хорошо — игрушечный город, — сказал Кавуто. — У нас как раз есть на это время.
Фу его проигнорировал.
— Крысы, обращенные кровью Джоди, освоились в лабиринте быстрее и лучше запомнили его, чем те, кого обратили крысиной кровью. Результаты были последовательны, пока все не вырвались на волю и не перемешались в одном облаке. А после уже все знали лабиринт, хотя мы их туда не помещали.
Ривера нагнулся и сделал вид, что рассматривает конструкцию.
— Что ты имеешь в виду, Стивен?
— Я думаю, когда они вместе в туманной форме, у них есть коллективное сознание. Что знает одна крыса, знают и остальные. Слившись, уже все стали знакомы с лабиринтом.
Ривера посмотрел на Кавуто и поднял брови.
— Император считал, что Томми Флад был в одной туче с котами-вампирами.
— Нам пиздец, — ответил напарник.
Ривера перевел взгляд на Фу за подтверждением:
— Нам пиздец?
Тот пожал плечами:
— Ну, судя по тому, что я успел заметить, Томми особой гениальностью не отличался.
Ривера кивнул:
— Угу, а если б твоя подружка в него не втюрилась, нам был бы пиздец?
Фу несколько повело от этого замечания, но он взял себя в руки.
— Мне кажется, их будет ограничивать емкость мозга данного биологического вида, то есть коты-вампиры так и останутся котами, просто будут очень умные. Чет же, с другой стороны…
— Нам пиздец, — сказал Кавуто. — Признайте уже, наконец.
— Говоря научно — да, — произнес Джеред, стоявший в дверях спальни.
— Как нам их остановить? — спросил Ривера.
— Солнечным светом. Ультрафиолет это умеет, — ответил Фу. — Надо найти их, пока они в спячке, или они просто разбегутся. Они к тому же уязвимы для физического воздействия. Если их расчленить или обезглавить, они умрут.
— Вы и с этим экспериментировали? — спросил Кавуто.
Фу покачал головой:
— У нас бывали несчастные случаи, когда мы пытались распихать их обратно по клеткам, но эту гипотезу я основываю на данных отчета Эбби о фехтовальщике, который появился тогда на улице.
— Крутой он, по ходу, — встрял Джеред. — Вы его нашли?
Кавуто взял Джереда за пурпурный шип волос и отвел в угол, развернул его лицом к стене и вновь повернулся к Фу.
— Так эти куртки, что ты нам сделал, — они их прикончат?
— Если будете достаточно близко стоять. Я бы сказал, они смертоносны шагов на двенадцать. Наверное, можно разработать и что-нибудь поинтенсивнее, вроде высокомощного ультрафиолетового лазерного фонарика. Такой штукой их можно будет резать издалека.
— Световые мечи! — возвысил голос из угла Джеред. Он заскакал было на месте от возбуждения, но поморщился — лодыжки все-таки болели. — Ай.
— Ну всё, — произнес Кавуто. — Ты слишком ботан для настоящего гея. Звоню в комитет. У тебя отзовут радужный флаг и не будут подпускать и близко к параду.
— А есть комитет?
— Нет, — ответил Ривера. — Он тебе мозги трахает. — Инспектор снова повернулся к Фу. — А что-нибудь сработает широкомасштабнее — ну, вроде вакцины или как-то?
Фу на миг задумался.
— Ну да, сегодня у нас что, вторник? Утром я лечу Эболу, но после обеда могу заняться вашей вампирской вакциной.
Ривера улыбнулся.
— Тут люди мрут, Стив. Много людей. И прекратить все это могут лишь те, кто сейчас в этой комнате.
— Ты не они, — уточнил Джереду Кавуто.
— Сцука, — ответил Джеред.
— Я подумаю, — сказал Фу. — Но все не так плохо, как вы считаете.
— Порадуй нас, парнишка, — сказал Кавуто.
— Они же не все справляются. Четыре из каждого десятка животных, обращенных в вампиров, не переживают и второй ночи. Они либо ломаются прямо на месте — что-то вроде распада изнутри, — либо сходят с ума. Типа, на них наваливаются обостренные ощущения, от чего их переклинивает, и им отказывает инстинкт выживания. Не кормятся, не прячутся от света. Первый же восход после обращения их жарит. Вроде ускоренной эволюции — слабые не выживают в первый же день.
— То есть ты мне что говоришь?
— Кошачье облако не будет расти экспоненциально. Единственный способ перекинуться на другие виды — это если жертвы в момент атаки будут кусать нападающих в ответ и поглощать вампирскую кровь. Вот почему людских вампиров больше не появилось.
— А собачьих? — спросил Кавуто.
— Моя догадка — коты их разрывают в клочья, они не успевают обратиться, — ответил Фу. — Я не бихевиорист, но сказал бы, что никакого братства среди вампиров нет и в помине. Если ты кот-вампир, ты, по сути, все равно кот. Если пес — все равно пес.
— За исключением Чета, — напомнил Ривера. — Который вроде кота, но не только.
— Ну, аномалии встречаются, — сказал Фу. — Я же сказал, это очень нечеткая наука. Мне такая не нравится.
У Риверы зачирикал телефон. Инспектор раскрыл его и посмотрел на экран.
— Животные, — произнес он.
— И? — осведомился Кавуто.
— Они в мясницкой лавке в Чайнатауне. Говорят, у них есть способ истребить вампиров, только они самих вампиров найти не могут.
— Можем привести к ним Марвина. Скажи, что едем.
Ривера держал телефон, как мерзкую дохлятину.
— Я не умею.
Фу выхватил у него из руки телефон, набил СМС и нажал кнопку «отправить», потом вернул.
— Все, вы уже едете. Мне показалось, вы говорили, что справиться со всем этим могут только присутствующие.
— Это правда, и они уезжают.
— Курточки не забудьте, — сказал Джеред. — Мы зарядили аккумуляторы и прочее. Включить сумеете? Или мне с вами поехать?
— Он еще ребенок, — сказал Ривера, перехватывая руку напарника. — Его нельзя бить.
— Все, ребенок. Ты изгнан из племени. Если узнаю, что ты пенис потрогал, даже собственный, отправлю в тюрьму для кобел-лесбиянок.
— А такие бывают?
Ривера поглядел на Джереда из-за плеча напарника и кивнул, медленно и серьезно.
Катусуми Оката
Горелая белая девушка залечивалась небыстро, а кровь у Окаты уже заканчивалась. Он, казалось, только и делал, что смотрел на нее, рисовал ее и выжимал ей в рот свою кровь. Рыжие волосы вернулись, угольки по большей части отслоились, и под ними обнаружилась белая кожа, но девушка все равно была худа, как призрак, и дышала лишь раза два-три в час. А днем не дышала вообще, и Оката начинал думать, что она умерла навеки. Глаз не открывала и не издавала ни звука — лишь тихо постанывала, когда он ее кормил. Стоны смолкали, едва кормежка прекращалась.
