будто окольными путями пытался подвести Матфея к чему-то важному, но настолько неприятному, что напрямки идти трусил. Матфей же старательно делал вид, что ничего не замечает, потому что страх Сидора был капец как заразен, ведь это же Сидор — он никогда ничего не боялся.
— Чего ты хочешь, Сидор? — наконец, решился спросить Матфей в лоб.
Сидор тяжело вздохнул, и, как мантру, забубнил картавую скороговорку про Гр’еку через р’еку, потом сам себя оборвал и тихо так с расстановками признался:
— Я кое-что решил. Мое место здесь — вместе с другими душами. Ты должен отпустить меня в ядро, Мотан. Так будет лучше для всех.
— Чушь! Что за херню ты опять городишь? — взвился Матфей.
— Мотан, я мертв, — спокойно заметил Сидор. — Я умер. И мне пора уйти. Я все больше чувствую притяжение остальных душ. Мне просто необходимо уже стать их частью. Быть частью, значит, стать счастливым.
— Сидор, это фигня, бро. В аду нет счастья! Ад — это ад!
— Матфей, я заслужил то, что заслужил.
— Мы все исправим!
— Есть время принимать решения, а есть время брать ответственность за принятые решения! Да, меня ждут страдания, но только так можно осмыслить свои ошибки, понять, что именно привело меня сюда и идти дальше. Дай мне уйти, бро. Тебе нужно научиться отпускать людей! Отпусти меня!
Матфей сглотнул ком. Сидор был в чем-то прав, но при этом умудрялся быть не правым в самом главном.
— Я тебя не брошу! Даже если и так, ты же понимаешь, что здесь у них какая-то хрень случилась!
— Да, и я им нужен чтобы справиться, а тебе нет!
— Ты ошибаешься — ты мне нужен! — горячо возразил Матфей. — Ты тут единственный, кто связывает меня с жизнью.
— Так может пора разорвать эту связь. Пожалуйста. Мне не место у тебя в кармане.
Матфей прикрыл глаза.
Сидор так часто его бесил. С самой первой встречи, когда уселся рядом с ним на паре и заявил, что отныне они лучшие друзья, потому что никого лучше Кости Сидорова Матфею все равно найти на курсе не удастся. И как ни странно, это оказалось чистой правдой. Никого лучше Кости Сидорова Матфею не встречалось. При всей своей эксцентричности он был прекрасным другом и хорошим человеком. Гораздо лучше самого Матфея. Смелый, увлекающийся, совсем не такой как все. И умер он из-за их дружбы. Матфей знал, что виноват в его смерти. Это он дал Сидору на первом курсе почитать Бакунина. Это он заразил его мечтами об анархии и революции. Только в то время, как Матфей был всего лишь мечтателем — Сидор оказался деятелем. Некоторые мечты приводят в ад не только нас самих, но и наших близких.
— Это я виноват, что все так случилось, — вслух сознался Матфей, в глазах защипало. — Это я виноват, что ты умер.
— Очередная чушь, Мотан. Ты бы ничего не смог сделать. Это я, я видел выход только в саморазрушении. Нельзя взять кого-то прицепом и тянуть всю жизнь. Да, некоторые люди делают нас немного лучше или немного хуже, но в итоге — помочь себе мы можем только сами. Я сделал выбор, я хочу пройти этот путь до конца. Ты был мне надежной опорой, но мне пора научиться ходить самому.
— Нет, — прошептал Матфей. — Нет, Сидор. Мы или подохнем вместе, или вместе спасемся.
— Вот этого я боялся больше всего! Ты упертый, как осел! — с горечью выдохнул Сидор. — Тогда давай так, как предлагают они. Ты сейчас подойдешь к ядру и коснешься его. И потом решишь окончательно?
— Я уже решил! — категорично отрезал Матфей. — И трогать ядро не буду!
— Решил за меня?! — разозлился Сидор. — Может, ты все-таки сделаешь мне одолжение и возьмешь в толк мой последний аргумент!
К сожалению, в упреках Сидора была нехилая доля справедливости. Роль тюремщика даже из благих побуждений Матфею не улыбалась. Пришлось пойти на уступки.
— Ладно, — неохотно согласился он. — Но это ничего не изменит.
Матфей встал, размял затекшие ноги и подошел к пульсирующему ядру. Отсюда была видна только часть сферы. Он хмыкнул и с ленцой сунул туда руку.
Волна боли и ужаса током ударила по телу. Он взвыл, спешно отдергиваясь. Но боль не ушла. Он упал, скрутившись на полу пещеры в позу эмбриона. Ему казалось, что еще миг, и он свихнется, и в этот миг все прекратилось, так же внезапно, как и началось.
Он лежал и тупо таращился на ядро. До него медленно доходило, что у него нет выбора, он или отдаст душу Сидора, или душа Сидора погибнет, обратившись в ничто. Души могли существовать только вместе. Таков был непреложный закон мира, точно такой же неоспоримый, как бытующий в природе закон сохранения энергии и естественного отбора.
— Вот ты чучело, — простонал Матфей, сглатывая металлический привкус крови во рту, — а объяснить нельзя было нормально? Больно же!
— Ты меня не слушал! — огрызнулся Сидор. — Мне пришлось.
Матфей достал Сидора из кармана и долго смотрел на него, вскоре шарик расфокусировался, превратившись в красное облачко.
— Я буду скучать, хоть ты и дебил, но буду ужасно скучать.
— Да, я тоже, наверно, — голос его дрогнул. — Позаботься о моей маме и сестренке.
— Сидор. Я ведь тоже мертв, — напомнил Матфей.
— Ты пока в игре, — хмыкнул Сидор. — Давай уже, не тяни!
Матфей поднялся и протянул душу Сидора к ядру.
Труднее всего было разжать пальцы, они как будто прикипели к душе друга. Но все же, преодолев себя, он отпустил.
Душа Сидора пару мгновений парила в воздухе, а затем примагнитилась к ядру, слившись с ним в единое целое. Он стал частью остальных душ, и хотелось бы, чтобы это сделало его счастливым.
Матфей еще долго стоял плача и шепча что-то Сидору вслед. Сфера размылась от слез, и ему даже казалось, что он различает в ней душу Сидора.
Он слишком поздно понял, что его прощание стало мини представлением, за которым наблюдали все демоны и Варя в их числе.
Матфею нужно было побыть одному. Он развернулся и пошагал прочь от чужих глаз. Но все пещеры завалило. Все же решил поискать какой-нибудь отдаленный уголок, и ноги сами привили его в ту пещеру, где они играли с чертями. Она оказалась лишь слегка забросана камнями.
Он сел, уткнув голову в колени, и сидел так долго, пока голова не опустела. Думал о всяком. Обрывками крутились воспоминания о Сидоре вперемежку с мамой и Аней. Отсюда собственная жизнь казалась такой маленькой.
Жизнь маленького человека очень просто раздавить об огромный мир. Об этом писал
