же пропала. Я обхаживала ее так и этак, но на все мои вопросы она отмалчивалась и отворачивалась.
По первым сумеркам, съев горячий ужин, Оскар накинул тяжелую длинную кожаную куртку и ушел. Олла села к столу так, что я поняла – она не сдвинется с места, пока сын не вернется домой. Нам оставалось только ждать.
ОСКАР
Возле сарайки одноногого стояла небольшая кучка мужчин. Я подошел, меня скупо приветствовали несколько человек, я буркнул в ответ и повернулся к ним спиной. Эти люди хорошо знали Оскара, стоит мне ляпнуть что-то не то, и последствия могут быть весьма неприятными. Я же не знал даже их имен.
Дверь хибары распахнулась, но вместо Коста вышел совершенно незнакомый мне мужчина с узким, каким-то крысиным лицом и черной повязкой прикрывающей один глаз. В поднятой руке, примерно на уровне плеча, он держал некое подобие масляного фонаря с тускло мерцающим огоньком. Подняв его еще чуть выше, как будто бы он мог что-то осветить нормально, мужчина спросил:
-- Все собрались?
-- Михра нету… -- сказал кто-то у меня из за спины.
-- Вон он, бежит. – возразил ему другой голос.
Задание он проговорил быстро и четко. У меня мурашки пошли по телу – я понял, что вляпался по полной. Берег пустой, сбежать я не смогу – поймают сразу же. Да и потом, даже если я сбегу, дома остались Олла и Мари. К ним придут.
Между тем, мужик поманил пальцем Гайна и меня, отвел чуть в сторону и дал отдельное задание:
-- Пойдете последними. Не торопитесь, пусть сперва команду зачистят. На судне будет купец с деньгами, мешок повезешь ты лично, – он глянул в глаза Гайна и погрозил пальцем. – Не вздумай дурить, я знаю, сколько там. А ты, – он глянул на меня. – идешь за ним и охраняешь деньги. Понял? Маркана я предупредил, он знает, что делать.
Потом, вернувшись в толпу, он дал еще несколько наставлений здоровому битюгу, и громко сообщил:
-- Маркан – старший! Слушаться его – как меня!
Потом поманил за собой этого самого Маркана, и они вдвоем вытащили из будки тяжелый сундук. Узколицый отомкнул замок, откинул крышку и сказал:
-- Разбирайте!
Сам он стоял, придерживая фонарь и освещая внутренности сундука. Мужчины подходили по очереди, вынимая оттуда широкие кожаные ремни, и немедленно опоясывались ими. К каждому такому ремню с двух сторон крепились длинные ножны. Я молча застегнул на себе пряжку и вынул один из клинков. Тяжелый. Широкое лезвие длиной сантиметров сорок-сорок пять хищно блеснуло в тусклом свете фонаря.
Гайн толкнул меня в плечо:
-- Не зевай, пошли давай.
Молча отправился за ним, судорожно соображая, что делать. Шел Гайн не к моей лодке, а к другой, пошире и побольше. Вышли в море. Волны были слабые, а с парусом он справлялся виртуозно. Луна за тучами почти не проглядывала, но он, похоже, совершенно точно знал куда плыть. В какой-то момент, при очередном рывке ветра, он крикнул:
-- Помоги! Что расселся!
А когда я сунулся с помощью, очевидно, довольно неуклюже, он только выругался и оттолкнул меня.
Всю дорогу до судна я судорожно думал над извечным вопросом «Что делать?». В общем-то я знал ответ на этот вопрос, и этот самый ответ мне сильно не нравился.
Наконец, впереди слабо засветились в темноте какие-то серые пятна, и через несколько минут стало понятно, что мы подплываем к огромному парусному судну. На несколько минут из-за туч выглянула луна и осветила болтающуюся у борта легкую лодочку.
-- Купец здесь уже, – Гайн повернул ко мне лицо, как-то криво хмыкнул и добавил: -- Ты только не кромсай с перепугу всех подряд, как в прошлый раз.
-- Заткнись! – он меня раздражал, и ответил я ему совершенно машинально, но очевидно чего-то подобного он и ждал, потому что только хмыкнул и скомандовал:
-- Крюки доставай.
Я нагнулся и пошарил под скамьей, под его недовольный шепот:
-- Ты что, совсем ополоумел?! На корме, где короба…
На корме стояло несколько деревянных коробов и там же, впотьмах, я нашарил мотки веревки с крюками на концах.
Из темноты слышались слабые удары железа о дерево, некоторое сопение и кряхтение, но в целом, все действовали очень тихо. Гайн выжидал. Прошло минут десять-пятнадцать, когда он, наконец, скомандовал:
-- Пошли! – и скинул кожанку в лодку.
На нем оказалась почти черная рубаха. Секунду подумав, я снимать свою куртку не стал – моя рубаха белая и ее прекрасно будет видно в темноте. Крюки мы закинули почти синхронно. Только его впился в дерево где-то у нас над головой, а мой громко шлепнулся в воду, вырвав у меня из рук конец веревки.
-- Тварь безрукая! – прошипел Гайн. – Напился что ли? Я пошел, ты тогда -- следом.
Он легко, по-кошачьи ловко перебирал ногами по нависающему над нами дереву судна и исчез высоко у меня над головой, перевалившись через борт. Я так не умел, потому просто поднялся на руках, почти как по школьному канату.
Первое, что я увидел – два трупа мужчин с распоротыми горлами и расплывающимися под ними темными лужами. Те, кто попал на судно раньше нас, уже тащили к борту какие-то тюки и молча спускали их на веревках вниз подельникам, что остались в лодках. Они работали в полной тишине, не разговаривая, понимая друг друга без слов.
-- Пойдем, нам в каюту.
Вдоль борта судна мы стали пробираться, уступая дорогу несущим тюки мужчинам. От кормы, где мы влезли, до середины судна я видел еще несколько трупов – похоже, они перерезали чуть не половину команды.
Дальнейшее произошло почти одновременно. Тучи разошлись, и хлынул поток лунных лучей, ярко осветив и палубу, и стоящие не так далеко на рейде другие суда. Гайн кивнул мне на дверь палубной надстройки и указал пальцем, что нам сюда и в это же время воздух прорезал дикий визг – похоже, кто-то из бойцов промахнулся.
Визг прекратился почти сразу, но дверь каюты мгновенно распахнулась, и здоровый бородатый мужик лишь долю секунды оценивающий то, что он видит, получил ножом в глаз от Гайна. Он судорожно дергался и хрипел, когда Гайн вытолкнув тело из дверного проема, шагнул в каюту.
Выбор свой я сделал еще тогда, когда мы плыли.
Нож давно был у меня в руке, я шагнул за Гайном, плотно закрыл дверь и огляделся. Крошечная каюта, тесная и уютная, ярко
