Книга Таежный рубикон - Кирилл Казанцев

Танюша ушла, а он лежал и думал, уставившись в одну точку на закопченном бревенчатом потолке. Своим простым до изумления вопросом она нечаянно попала в его самую болевую точку, и Мостовой не выдержал, дал себе слабину, позволил прорваться наружу неприятным, до крайности неудобным мыслям, которым долгие годы намеренно не давал ходу.

* * *

Жизнь его уже давно и все быстрее с каждым прожитым днем неслась под откос. В сорок два года пора собирать камни, а он стоял, как озадаченный бедуин посреди бескрайних барханов, и безуспешно пытался хотя бы за что-то зацепиться ищущим взглядом. Но ему нечего было поднять с земли. Он ничего не достиг, не добился. Не смог. Нечем было оправдаться даже перед самим собой.

Да, он мечтал когда-то стать офицером, и он им стал. Пусть и только на третий раз, но все-таки поступил в одно из самых престижных, по тем временам, Орловское высшее военное училище связи и едва не окончил его с красным дипломом – не хватило банальной поддержки в виде авторитетной «волосатой руки». А потом почти двадцать лет служил на совесть, не делая себе никаких поблажек, стараясь безупречно выполнять свои обязанности, чтобы не было стыдно смотреть в глаза отцу, в чине подполковника ушедшего в запас с должности начальника ракетного дивизиона. Но этого оказалось мало для того, чтобы сделать карьеру. Надо было пересилить себя и, наплевав на забитые когда-то в голову родителями моральные принципы, поступать так же, как самые пронырливые из его сослуживцев. Вовремя подмазывать поголовно продажных кадровиков, завершать каждую инспекторскую проверку хлебосольным застольем, устроенным для проверяющих. Да непременно с хорошо протопленной банькой и привлеченными для такого случая безотказными и покладистыми шлюхами. Надо было научиться никогда не перечить начальству, раз и навсегда расстаться с дурной привычкой вставлять свои «три копейки» в его тупой до дрожи монолог... Надо было, конечно. Но все это представлялось ему настолько низким и противным, что он бы, наверно, проделав подобное хоть раз, навсегда распрощался с самоуважением.

И Андрей снова и снова обреченно бился лбом в стену. Безвылазно, в ущерб семье, торчал на службе: то в учебных классах, то на полигоне, стараясь как можно быстрее сделать из вчерашних маменькиных сынков настоящих специалистов высокой категории. Он не жалел себя, а потому и выводил из года в год свое подразделение в число лучших в батальоне. Его подчиненные прекрасно работали на «ключе», способны были в любую погоду легко перекрыть всевозможные нормативы по тактико-специальной подготовке. Они стреляли на «отлично» и первыми приходили к финишу на изнурительных марш-бросках. Они без нареканий несли службу в карауле и добросовестно выполняли практически любую поставленную перед ними задачу... Все это было так, но никаких ощутимых дивидендов в качестве очередных званий и звездочек на погоны все это ему, «вечному» старлею Андрею Мостовому, не приносило.

* * *

Надежда на удачу робко забрезжила на горизонте только после увольнения из армии. Он все еще не растерял уверенности в своих силах, а потому нисколько не сомневался в том, что уж теперь-то непременно сумеет состояться, догонит наиболее удачливых, уже давно пребывающих в больших чинах однокурсников. Ну, пусть и в другом качестве, но все-таки обойдет их на очередном вираже. Ведь кругом было неисчислимое множество возможностей! Можно было пойти по любому пути. Просто вычеркнуть из памяти даром потраченные двадцать лет и очертя голову ринуться вдогонку за счастливчиками, поймавшими эту самую удачу за хвост!

Но гражданская жизнь, к которой он столько лет неровно дышал, вдруг окатила его из ушата ледяной водой. Мутное безвременье, сокрушившее страну, закружило людей в какой-то чудовищной свистопляске, постоянно набирающей темп. И он с удивлением открыл для себя прописную истину: теперь возможность достичь успеха, сохранив себя хотя бы в относительной чистоте, была сведена к нулю. Пришла пора самых низких и необратимых компромиссов. Отныне шанс на победу имел только тот, кто был способен поставить на кон абсолютно все: и навязшие в зубах идеалы, и, если потребуется, даже саму жизнь. Поставить, смертельно рискуя, для того чтобы или выиграть, или исчезнуть навсегда. Андрей оказался к этому совершенно не готов. И речь шла вовсе не о нем! Он не готов был подвергнуть риску своих близких – жену и дочь, самых дорогих для него людей. Он не мог, не имел никакого права подвергать их опасности! Ни ради призрачного преуспевания, ни тем более ради каких-то дерьмовых денег, пусть и постепенно становившихся мерилом всего сущего в безнадежно больной стране! И он после первых же рискованных сделок дрогнул и отступил, окончательно решив больше не ввязываться ни в какие серьезные, пускай и многообещающие, авантюры. А занялся относительно безопасной коммерцией, как и миллионы других, растерявшихся от диких перемен сограждан. Но и тут столкнулся с неприятными для себя открытиями. Оказалось, что у него практически отсутствуют необходимые для успешного предпринимательства качества, как две капли воды похожие на те, без которых когда-то потерял возможность далеко продвинуться по службе! Но делать было нечего. От стыда он уже не мог спокойно смотреть в глаза своим потерявшим всякое терпение родным. Не мог больше выслушивать их нескончаемые упреки, жалобы на хроническое безденежье. И Андрей, собрав волю в кулак, принялся себя ломать. Ломать и переделывать на новый лад, учиться элементарно ловчить, никому не уступая дороги. И он учился, не обращая внимания на то, что маска записного торгаша никак не хочет намертво прирастать к лицу.