— В «Империале».
— В «Империале», да? Там теперь одни пьяницы останавливаются.
— Ну и хорошо. Я и сам почти что пьяница.
Эндрю Пайпер. «Потерявшиеся девушки»
~ ~ ~
Не мой день.
Я не имею в виду прокисшую пинту «Гиннеса». Я как-то пытался объяснить эту концепцию Кленси, еще в ту пору, когда мы были друзьями. Это такая ледышка в вашем сердце. И это совсем неплохо, потому что ты готов к отпору в последний момент, когда срабатывает чувство самосохранения, когда ты попал в переделку или тебя прижали к стене. Ты даже не подозреваешь, что в тебе это есть, пока не возникает жизненная необходимость.
Тут внезапно звучит голос: «Попробуй только пошутить со мной… ты и представления не имеешь, на какую жестокость я способен».
Кленси покачал головой: «А… все это сплошное безумие».
Он затем превратился в олицетворение моего невезения. Я направился вниз по Тейлорз Хилл, когда снова зазвучал голос: «Вот что, Кирстен, шла бы ты подальше». Я так действительно думал.
Миновав Найл-лодж, я повернул у Скойл Урсы и тут вспомнил, что у меня назначено свидание с женщиной-полицейским. Я ждал этого свидания, во всяком случае, притворялся, что ждал. Нищий пропойца играл на оловянном свистке рядом с местом, где когда-то была лестница «Санта-Мария», у ног его лежала кепка для подаяний. Может, и есть в Голуэе худшее место для собирания милостыни, но я такого не знаю. По этой дороге никто не ходит. Здесь настоящее скопище призраков. Люди при любой возможности стараются избегать этого района. Гостиница сгорела дотла, причем было много жертв.
Я нашел несколько монет в своем обгоревшем пальто и бросил их в кепку. Глаза у «музыканта» расширились, и он спросил:
— Ты горишь?
— Уже нет.
Пропойца провел высохшей рукой по лицу и сказал:
— Я уже решил, что у меня крыша поехала.
Он большим пальцем указал на пепелище за спиной и продолжил:
— Подумал, знаешь ли, что ты оттуда появился.
Алкоголь сделал его лицо пунцовым, все тело тряслось. Я заметил:
— Тут не лучшее место для твоего искусства.
Он понимающе улыбнулся:
— Взгляни на луну, перестань слушать собачий лай на улице.
Вот вам и ответ.
Пагубные привычки одеваются в разные одежды, Я был на грани похмелья, а сейчас встретился лицом к лицу с чистым алкоголизмом. Кубик катится, и никогда нельзя предугадать, что тебе выпадет. На этот раз мне выпало страстное желание заполучить кокаин.
Я представил себе аккуратную белоснежную полоску. Как-то один парень мне сказал:
— Да будет тебе, Джек. Это же давние восьмидесятые.
Как будто меня волнует эпоха или современные тенденции.
Я вообще застрял в семидесятых, когда у надежды было лицо. Две дорожки кокаина, и мир распахивает тебе свои двери. Яркая как молния вспышка в мозгу, ледяные капли в горле. Черт, я почувствовал, как подгибаются колени.
Когда вы вдыхаете кокаин, у вас сразу появляется цель. И еще нирвана, которая убеждает вас в вашем полном безумии. Вам кажется, что вы можете петь. И вы поете. Более безумных желаний не появляется. Но финал ужасен, никто так не страдает, как наркоманы, употребляющие кокаин. После улета вы сразу попадаете в ад, вас ломает, вам плохо, вы становитесь параноиком. Физические последствия тоже плохая реклама для кокаина: потеря зрения, постоянный насморк и эрозия носовой перегородки. Рано или поздно эта перегородка вообще исчезает. Желтая пресса со злорадным удовольствием потопталась на Даниелле Уестбрук, звезде сериалов. Публиковались ее ранние фотографии и затем, крупным планом, изображение разрушенного носа. Вряд ли это кого остановило, но репутацию знаменитостей подпортило.
Я дошел до собора и почувствовал, что мне необходимо посидеть в тиши. Толкнул тяжелую, обитую медью дверь, которая с шумом захлопнулась за мной. Мощи святой Терезы обычно привлекали много зевак, но сейчас в соборе было тихо. Я прошел по боковому проходу и опустился на колени перед алтарем.
Машинально начал:
— Glor don Athair…[9]
Я учил свои молитвы на ирландском, и они звучали для меня по-настоящему только на этом языке. Разумеется, как и всякий перепутанный католик, я был знаком с латынью. Так было ближе моей крестьянской душе. Собор был построен на месте старой тюрьмы Голуэя. Там сидели не только мужчины, но и женщины. Они получали дикие сроки за мелкие преступления — раннее эхо зла монастыря Святой Магдалины. Краем глаза я заметил священника, который остановился и спросил:
— Не возражаете, если я сяду?
Мне хотелось сказать: «Ваша епархия».
Я кивнул. Священник сел в центре. Ему было слегка за сорок, черты лица говорили о его испанско-ирландских предках. Я все еще стоял на коленях и едва не признался: «Я в последний раз исповедовался тридцать лет назад».
Но он не располагал к откровенности, как многие священники. Наоборот, казался суровым и отстраненным. Он сказал:
— Хорошо воспользоваться моментом.
— Верно.
— Вы полицейский… слегка подгоревший полицейский?
Священник улыбнулся, и я ответил:
— Сгоревший.
Он протянул руку и представился:
— Том.
— Джек Тейлор.
Я не ощутил потребности, вбитой в меня в детстве, назвать его святым отцом. Более того, я был уверен, ему это не понравится.
— Иногда я с трудом заставляю себя подняться с постели, — проговорил священник.
Пришел мой черед улыбнуться:
— Но ваша работа обязывает.
Он поднял глаза к небу. Когда это делает священнослужитель, в этом есть смысл.
— Проповеди меня совсем достали, — признался священник — Приходится учить обычных людей, что им делать со своими жизнями, когда они каждый день сталкиваются с жестокой реальностью.
— Можно сказать правду.
Он не был шокирован, даже не удивился.
— Однажды я так и сделал.
— И что?
— Меня вызвал епископ.
— Ого.
— Спросил, не практикую ли я непослушание.
Я подумал и заметил:
— Совсем как в полиции.
Священник усмехнулся и продолжил:
— Что-то подсказывает мне, что вы не ходите по струнке.
— Верно. Я дал одному мужику в морду.
Ему понравилось. Я спросил:
