хватает их могущества? Что они нам несут – вечную смерть или вечность в сознании? Уф, ну и вопросищи возникают под утро. Разбужу-ка я лучше Машулю, у нас еще есть время для кое-чего более приятного, чем рассуждать о судьбах Мироздания. Нам и так немного отпущено, короткого человеческого счастья. Оно ведь всегда мимолетно, только страдания вечны.
Глава 8 Проломщик
Неприятности всегда случаются с нами всегда неожиданно вроде как банальная истина, но идиш ты…
Нам с Машей дали только два дня относительного покоя. «Комната свиданий» оказалась расписанной, поэтому встречаться получалось днем и вечером. После обеда Мария забегала в госпиталь по пути на склад или обратно в столовую, уж как у неё получалось. Возня с бумагами дело такое, обременительное. Вечером же подруги отпускали её пораньше, у многих ведь мужики были на фронте. Мы сидели или тихо в огромном холле, где-нибудь в уголочке или гуляли по парку. Морозец с каждым днем становился только сильней и сильней, климат в этом времени был настоящий, русский.
Вощанин пару видел нас вместе и кивал издалека, с любопытством взирая на барышню, от которой женатый взрослый мужик без ума. Я уже расспрашивал о нем у ребят с палат и местного персонала. Мужик оказался на поверку непростой, но справедливый. Во всяком случае, пакостей с его стороны ждать не приходилось. Были такие партийцы в старых советских кинолентах, цельные и грубо сколоченные, как руководящая линия партии. В жизни такие, оказывается тоже существовали. Наверное, и правильно. Не все же нам, грешникам в обществе вертеться!
Как все-таки малы оказались для нас эти два дня. Ни я, ни Маша никак не могли придумать, что делать дальше. У меня еще остались чистые формуляры, можно было попытаться двинуться под вымышленными именами куда-нибудь на восток. С Машей все оказалось сложней, без командировочного ни билета получить, ни на поезд сесть. Какие сейчас отпуска? Мы официально и не женаты, чтобы она напросилась меня сопровождать. Где сделать в этом городе и времени фальшивые документы я также не представлял. Это все-таки уже реальный криминал. Лошков типа нас уголовники сразу вычислят, еще и ментам сдадут, в счет будущего. Эти твари ценят только собственную выгоду.
Идти в тайгу? Так это она только для городского жителя пустынная, местные же аборигены чужака срисуют сразу и также сообщат куда следует. Как помню, рассказывали, что в лагерных регионах жителям за сдачу беглого полагалась премия, это повелось еще с царских времен, советские органы ничего нового не выдумывали. Сейчас вдобавок еще и война идет, примут за диверсанта и пристрелят «при попытке к бегству».
Можно еще было попробовать действовать нахрапом. Форму какого-нибудь медика женщины я добыть, пожалуй, смогу. Себе выпишу формуляр позаковыристей, так, может, и прорвемся. Менять чаще станции, документы, не стесняться открыто брать плохо лежащее барахло. Именно к этой версии я, собственно, уже и склонялся, присматривая потихоньку в госпитале возможности. Пока вот только не решил, в какую сторону нам двигаться. Где сейчас безопасней? По старой памяти склонялся к столице. Она большая, мелкому человеку в ней проще спрятаться, искать нас там будут в последнюю очередь. Читал я в одной книжонке как в Москве лучше спрятаться.
Взяли нас нагло и очень просто. Профессионалы! С невесть чего раздобревший вдруг гардеробщик пустил после обеда в свою каморку. Здесь уже и надо было нам насторожиться, но куда там! Присутствие любимой женщины и предстоящие полчаса на «все про все» вышибли из моей головы все умные мысли. Находившаяся в конце запущенного технического коридора комнатенка и стала для нас ловушкой.
- Стоять, руки в гору, не дергаться! Стреляем без предупреждения! Стилавин, держи этого на мушке. Кожин, лицом к стене и не вздумай…
Что я должен был думать осталось непонятным, меня грубо развернули и тут же сноровисто обыскали. Хотя что можно прятать в больничной пижаме? Я был оглушен, растерян, на минуту даже потерял самообладание. Качество, ставшее в этом мире самым главным. Вот так вот просто? Но отчаяние меня захлестнуть не успело. Все резко изменилось, когда приземистый, с каким-то нерусским лицом Стилавин начал обыскивать Машу. Понятно, что без сотрудника женского пола этим должен заниматься мужчину. Обычно сами службисты подобным обстоятельством вообще не заморачиваются. Врачи же обследуют женщин?
Меня же взбесило как раз то, как Это делал второй Гэбэшник. С глумливой улыбочкой он придвинулся к Маше вплотную, как будто не обыскивал её, а совершал некий низменный ритуал. Искоса брошенный взгляд главного, в форме пехотного капитана был полон презрением. Но он же своего сослуживца никак не одернул, значит, также виноват в случившемся!
- Убери руки, сволочь!
- Ты кого тут сволочью назвал, морда шпионская? – глаза Стилавина тут же налились кровью, а рука потянулась к поясу. Видимо, не привык он к подобным словам. Народ у нас обычно перед органами начинает лебезить, интуитивно чувствуя над собой нависшую секиру скорого правосудия.
- Не тебе судить меня, сучара позорная. Ишь, какую морду в тылу наел!
- Эй, молчать!
Капитан хлестко двинул меня по почке, стало невероятно больно, удар был точно просчитан. Ноги чуть подогнулись, а зубы сжались. Но душевное равновесие, тут же перешедшее в безразличность, вернул мне мелкий гэбэшник.
- Чего завыступался, Кожин? Мы вот сейчас твой бабе полный осмотр проведем.
- Лейтенант Стилавин, заканчивайте быстрее.
- Это мы мигом! Тобой же позже займемся.
Лейтенант бойко развернул Марию к себе и начал расстегивать на ней легкую блузку. Надо было видеть её лицо, готов поспорить, что она уже хотела вцепиться в рожу наглеца. Девушка она у меня только с виду скромная и тихоня. Лицо же гэбэшника раскраснелось, скрыв нездоровым румянцем природную смуглость. Капитан в сторону обыска не смотрел, но и одергивать подчинённого не стал, что было как-то странно.
Дальше случилось невероятное. Поднявшееся внутри меня невероятное бешенство окончательно затмило разум, бросив меня на обидчика. Капитан среагировать не успел, только поднял руку с пистолетом для удара. Лежать бы мне дальше с разбитой головой, но нас всех сначала начало скручивать, а затем разметало по разные стороны комнатенки. Я больно ударился локтем о комод и чуть, было