преступление, несанкционированный полет, Володьку на допрос таскали. Я решила, что отсижусь пока у него на квартире, подожду конца шторма. А там, понимаешь, вспыхнули старые чувства, он ведь знает мои слабости, закрутилась любовь, завертелась. Решили снова пожениться, предложение мне сделал, да оказался подлецом и изменщиком. Ничего время не меняет, зря я ему поверила. Ты, Женька, младше меня, учись на моих ошибках, нельзя таким мужикам верить. Первый раз обманул и второй обманет. Так горько на душе от его предательства, что кусок в горло не лезет. Как ты вот можешь, я тебе душу изливаю, а ты третий бутерброд доедаешь?!
Я чуть не поперхнулась от такого упрека, мне очень хотелось высказать Нинэль все, что я о ней думаю. Своими импульсивными поступками она втягивает меня уже в которое опасное приключение, начиная с теста в лесу и заканчивая сидением в кустах ради ее освобождения, в то время как Нинэль вспоминала молодость и получала очередное предложение руки и сердца. Но, взглянув на свою клиентку, которая лежала на узкой кровати с глазами, полными тоски, я поняла, что мое возмущение не изменит ее, любовь к приключениям и бурным отношениям навсегда в крови Нинэль Быковой, а без этого она хиреет и грустит.
То ли поужинав, то ли позавтракав, я приняла душ и легла спать. Когда проснулась, Нинэль еще спала. И я, позавтракав внизу, в ресторанчике, вызвала такси и поехала в торговый центр, чтобы купить Нинэль подходящую одежду. Свой выбор я остановила на брючном костюме шоколадного цвета и белых туфлях в комплекте с белой сумочкой. Быкова к моему возвращению уже привела себя в порядок, даже смогла расчесать черные пряди у парика. Она покорно переоделась в новый костюм и согласилась ехать в аэропорт, чтобы попасть в Москву на обычном самолете скучным бизнес-классом. В здании центрального аэропорта нас ждал сюрприз в виде Григория Щавельского, мужчина провел эти сутки у следователя, а потом ночь на скамейке в «обезьяннике», так что от былой элегантности не осталось и следа: бабочка торчала из кармана брюк, все пуговицы были застегнуты вкривь и вкось, а двухдневная щетина придавала ему затрапезный и помятый вид; от недосыпа у таролога надулись под глазами мешки и по впалым щекам пролегли глубокие складки. Григорий без привычной вежливости буркнул нам что-то похожее на «Доброе утро» и молча устроился досыпать на бархатном диванчике в вип-зоне, где мы ждали начала регистрации на рейс. Весь полет прошел в молчании; Щавельский сопел, измученный допросами и тяжелой ночью, я тоже клевала носом после обеда из курицы, риса и салата «Цезарь», а госпожа Быкова с тоской смотрела на белую пелену из облаков за окном, отказавшись от еды и приятной дремоты в тишине салона.
Глава 4
В Москве, после того как мы оказались в привычных апартаментах, все разошлись по своим комнатам, чтобы отдохнуть от случившегося и компании друг друга. Костюм, в котором я вышла несколько суток назад из своей комнаты, срочно отправился в стирку, я же переоделась в комплект из футболки и джинсов и проверила почту. Ничего. Жучки, установленные в гараже, тоже ничего и никого, кроме нас, не записали. И я решила, что могу прогуляться по Москве. Охранник Леха, такое ощущение, что бессменный, рассказал, где есть шанс найти экоактивистов – вдруг что выясню. Иной раз у завода Нинэли ошиваются со своими плакатами, иной раз – на местном рынке, в мясных рядах, достают продавцов.
Перед уходом я заглянула к Нинэль, чтобы уточнить, могу ли отлучиться до вечера. Хозяйка сидела в шелковом халате в гостиной за столом, вокруг на вытяжку стояли личный помощник Санька, крепкий официант с пышными усами, манерный косметолог и накачанный массажист. Повар в высоком колпаке уговаривал Нинэль поесть:
– Ложечку вот за меня хоть съешьте, Нинэль Федоровна! Это же ваша любимая уха из голубого тунца, вчера только рыбка в море плавала. Свеженькая.
– Никакой рыбы в моем доме, – куксилась Нинэль. – Кусок в горло не лезет, не хочу.
– Вы же так похудеете, Нинэль Федоровна, – басил массажист. – Что же, мне потом кости одни мять придется? Поешьте, порадуйте нас.
На мою просьбу никуда не ходить без меня хозяйка только закатила глаза и вздохнула:
– Вот так все вы, хотите меня бросить. Иди, Женя, и помни о моих ошибках, о моих кровавых мозолях судьбы.
В ответ ей загудел нестройный хор мужских голосов:
– Не хотим! Не бросим!
– Да что вы такое надумали, Нинэль Федоровна, куда мы от вас.
– Да я эти мозоли вам за один сеанс массажа исправлю!
– Кушайте, Нинэль Федоровна, я как знал, что рыбку не хотите. Пельмешек сварил со сметаной, наших фирменных. Вчера еще хрюкали.
Стоило мне только выйти из квартиры, как телефон атаковали звонки.
Первая дозвонилась тетушка Мила.
– Евгения… – Начало разговора не предвещало ничего хорошего, полной формой имени тетя называет меня перед тем, как произнести суровую речь. – Я понимаю, что ты выбрала себе необычную профессию. Ты взрослый человек, добилась многих целей в жизни, но это не значит, что ты можешь так издеваться над нервной системой своих близких. Ты что, летела много часов в самолете или застряла в тайге, где нет связи?! Неужели так трудно написать сообщение или позвонить, я устала разговаривать с твоим автоответчиком. У нас трагедия мирового масштаба, а родная племянница даже поговорить не может.
Я угукала и терпеливо ждала, когда тетя немного снизит свой напор, но при словах «трагедия» и «мировой масштаб» немного напряглась, неужели отец все-таки поделился с родственницей информацией о моих злоключениях. Мила продолжала строго выговаривать:
– Случилась ужасная беда! Ты помнишь моего ухажера, с которым вместе выпустили книгу кулинарных рецептов? – Часто тетя не ждет ответов на свои вопросы. – Так вот, вчера должна была прилететь делегация из Франции, представители издательства, которое хочет выпустить эту книгу на французском языке. Так мало того, что их задержали в аэропорту в каком-то Иркутске из-за сумасшедших, которые устроили жуткую аварию на частном самолете! Мильфей, мой мильфей, который я готовила полночи, сожрала ласка, вернее, ласк! Не знаю, как сказать правильно, это ручная ласка, но он мальчик. Соседка тетя Глафира уехала в дом отдыха и попросила меня присмотреть за Фомой, а он ночью открыл клетку, залез на
