доменного цеха. В механическую мастерскую солдат-слесарь притащил вкладыш для оси, залитый баббитом. Слесаря сопровождал жандарм, он же был за переводчика.
— Приказываю расточить,— сказал жандарм и ушел. Прокуров спросил Холошина:
— Что будем делать?
— Турбина давала пять тысяч киловатт,— проговорил Иван Иванович.— Прокатный стан можно пустить.
Стоявшие рядом рабочие переглянулись.
— Понятно,— сказал Прокуров...
Солдат забрал вкладыш, не проверяя точности расточки. Внутренний диаметр токари сделали на полмиллиметра больше. Через час в мастерскую влетел запыхавшийся солдат. За ним, придерживая бляху, вскочил жандарм.
— В чем дело? — спросил Георгий Дмитриевич.
— Перестреляю! — закричал немец.— Вкладыш не годится!
— Мы старались,— ответил мастер.— Но станок старый. Точный размер взять трудно.
Жандарм приказал солдату отвести Прокурова в заводскую жандармерию. Она размещалась в бывшей конторе доменного цеха. Немец наставил автомат и повел Георгия Дмитриевича. В дверях жандармерии они столкнулись с Фабером.
— Гер Прокур, что случилось? — спросил он. Мастер объяснил. Лицо шефа покрылось красными пятнами, он резко повернулся к солдату и сказал, что сам во всем разберется, а мастеру приказал, смешивая русские и немецкие слова:
— Век мастерская!
Немцы долго возились с турбиной, но так и не пустили ее. Однако действовала другая, которую они установили в подвале механической мастерской.
На квартире Чернова снова собрались подпольщики.
— На воздух бы поднять механический,— предложил Аввакумов.
— А где взрывчатка?— спросил Иван Михайлович.— Одним килограммом динамита только рабочих подведешь под петлю.
— Что же делать?
— Нам теперь известно, откуда идет питание мотора.
— Но к турбине не подберешься,— отозвался Холошин.
— Зато можно сжечь мотор. Вот в чем корень,— сказал Чернов, поднялся со стула и зашагал по комнате, чуть согбенный, худой.
— Ну, хорошо,— заговорил Аввакумов,— Допустим, он сгорит. А завтра немцы поставят другой.
— Другого нет и не будет. Все моторы на заводе уничтожены или вывезены. Я предлагаю следующее-Чернов попросил всех придвинуться к столу, взял чистый лист бумаги, начертил схему расположения станка Холошина и мотора. Осуществить диверсию поручили Ивану Ивановичу. Однако строго-настрого приказали не рисковать собой, готовиться тщательно, чтобы не навлечь подозрения на невинных людей.
2
Шведов ходил по знакомым с детства улицам и переулкам заводской стороны, удивляя родственников неожиданным появлением. Он искал конспиративные квартиры, надежных людей, через которых надеялся выявить новые подпольные группы. Они в городе были. Недавно полевой комендант вывесил предупреждение. «Последнее время,— указывал он,— неоднократно совершались диверсионные акты, касающиеся оборудования связи немецкого командования, как то: телефонных линий, кабелей и так далее. Диверсионные акты осуществлялись и над оборудованием, что служит для снабжения города током. Полевая комендатура последний раз предо-стерегает. При новых случаях диверсий будет не меньше 5 жителей мужчин, без проверки виновности, расстреляно, если в течение 48 часов виновные и их помощники не будут представлены полевой комендатуре. При повторных случаях диверсии количество жителей, которые будут расстреляны, увеличится во много раз. Поэтому население в личных интересах обязано всеми способами мешать осуществлению диверсионных актов и выявлять виновных».
Из предупреждения видно, что гестаповцы не поймали диверсантов. Но они хватали других людей и предъявляли им обвинение в партизанской деятельности.
«Осторожность и конспирация — залог нашего успеха,— подумал Шведов.— Ни на минуту нельзя забывать о немецкой агентуре. У гестаповцев немалый опыт слежки сверху донизу...» Дома ему жить нельзя. Мария выдает его за двоюродного брата, но в Смоляниновской полиции служит бывший соученик Васютин. Нужно остерегаться.
Он шел на Смолгору посмотреть квартиру родственницы жены — Ирины Максимовны Тяпкиной. Она жила на Киевской улице в старом, барачного типа доме.
У калитки его встретила худенькая женщина и провела в комнату.
— А ты, родимый, почти не изменился,— сказала она.— Исхудал малость да бороденкой обзавелся.
— Из окружения выходил.
— Сколько их нынче... Вот и сосед наш — Данилыч — мается.
— Не Кихтенко ли?
— Он самый.
— А повидать его можно?
— Все такой же непоседа,— отозвалась хозяйка.— Отдохни малость. Сейчас чаек поспеет. А там и похлебку соберу.
— Спасибо, Максимовна. Мне бы Кихтенко повидать.
Об Александре Даниловиче ему рассказывала Мария. Он старый кадровый рабочий металлургического завода. Тяпкину знает как соседку с девятнадцатого года. Женат на еврейке Лие Наумовне Волченок. Александр Антонович пил чай, а Ирина Максимовна повлажневшими глазами смотрела на него, подперев голову рукой, и думала о своей дочери. Где-то она на фронте. А может, вот так, как ее гость, сидит у чужих людей или пробирается домой темными дорогами, и некому ее приголубить и обогреть.
— Благодарю, от души попил,— сказал Шведов.
— А ты еще чашечку, пока я сбегаю за соседом. Разговор был трудным, хотя они сразу перешли на «ты». Тяпкина успела шепнуть Кихтенко, что ее знакомый окруженец.
— Мне кажется, я могу кое-что сделать для твоей жены,— проговорил Александр Антонович.
— Тебе самому нужно уходить отсюда,— ответил с грустью Кихтенко, поднимая побитое оспой лицо.
— Мне еще рано,— отозвался Шведов.
— Я не собираюсь вмешиваться в чужие планы. Но моей жене угрожает смерть. Во время первых арестов евреев мне удалось ее укрыть. А как дальше...— Александр Данилович не договорил и снова наклонил голову, словно пытался внимательно разглядеть сцепленные пальцы своих больших жилистых рук.
— Хорошо,— решительно сказал Шведов.— Ты меня ни о чем не спрашивай до следующей встречи. Сейчас опиши внешние приметы жены, скажи, какого года рождения и к какой национальности больше подходит.
Крупное рябоватое лицо Кихтенко стало серым. Он медленно поднялся, сжал до хруста кулаки.
— Напрасно ты, Данилыч,— сказал Александр Антонович, чуть улыбаясь. Большие черные глаза приветливы.— Напрасно. Я просто принесу ей немецкий паспорт.
Кихтенко сразу обмяк, опустился на стул. Лоб покрылся испариной. Догадка поразила его, он понял смысл фразы гостя: «Мне еще рано».
Разошлись они друзьями. У Александра Даниловича появилась надежда спасти жену, а у