— А что побудило вас звонить мне по телефону?
— Не знаю. Я чувствовал себя бесконечно одиноким. Думал, что никто никогда не поймет моих переживаний. Мне приходилось не раз читать о вас в газетах, и вдруг мне захотелось повидать вас прежде, чем умереть. Я ведь уже решил пустить себе пулю в лоб. А потом сказал себе: «Ну, сделай попытку!» И все равно боялся, не вас, а ваших полицейских.
— Мои люди рукоприкладством не занимаются.
— Но об этом поговаривают.
— Мало ли что болтают! Выкурите еще сигарету. Вам все еще страшно?
— Теперь — нет. Все-таки я вам позвонил. Потом, второй раз. Почти сразу после этого написал из кафе на бульваре дю Пале. Мне показалось, что вы почти рядом и одновременно где-то далеко. Вы, как и Шабю, ездите на машине, и мне приходилось заранее угадывать, куда направляетесь. Так я подстерег вас у конторы на набережной Шарантон. Анна-Мари неизбежно должна была рассказать вам обо мне. Я не мог себе представить, что она не расскажет всего в первый же день. Правда, моя история стала для нее уже далеким прошлым, дело-то было еще в июне. Я видел вас и на площади Вогезов, и на набережной Орфевр. Я убеждал себя, что прятаться бесполезно, все равно меня найдут и арестуют. Ведь вы недолго бы с этим тянули?
— Если бы вы еще одну ночь провели на рынке, вас наверняка забрали бы. Полиция узнала о ночлежке «Лебедь», где вы обитали. А не то вас задержали бы в каком-нибудь ночном кабачке. Вы не запили?
— Нет.
— Редко случается, чтобы человек при таких обстоятельствах не запил.
— Меня постоянно тянуло войти в здание Уголовной полиции. Но я говорил себе, что еще не известно, в чьи руки я попаду, что меня вообще даже близко к вам не подпустят. Тогда-то я и пошел на бульвар Ришар-Ленуар.
— Я вас увидел.
— Я тоже вас увидел. Хотел сразу же подняться и позвонить, но в освещенном окне вы показались в своем халате таким огромным, что меня охватил панический страх, и я бросился бежать. Несколько часов бродил по кварталу. Раз пять проходил мимо ваших окон, но свет уже был погашен.
— Ну что ж, все ясно. Вы позволите? Мегрэ снова набрал номер коммутатора на набережной Орфевр.
— Лапуэнта, пожалуйста. Алло! Все вернулись? Кто там с тобой?
— Дежурит Люка. Сейчас пришел Жанвье.
— Приезжайте вдвоем. В закрытой машине.
— Они меня увезут? — спросил Пигу, когда Мегрэ повесил трубку.
— Это необходимо.
— Понимаю. И все-таки жутко, как будто идешь рвать зубы.
Он убил человека. Добровольно отдал себя в руки полиции. И все-таки преобладающим его чувством был страх. Страх перед побоями и жестокостью. Едва ли он сейчас думал о своем преступлении. Мегрэ вспомнил мальчишку Стирнэ, который нанес своей бабке пятнадцать ударов кочергой и так же искренне уверял его: «Я сделал это не нарочно». Комиссар пристально посмотрел на Пигу, словно хотел проникнуть в самую глубину его души. Пигу встревожил этот взгляд. Бухгалтер смутился.
— Вы хотите меня еще о чем-нибудь спросить?
— Пожалуй, нет.
Какой смысл спрашивать, жалеет ли он о том, что совершилось на улице Фортюни? Его, несомненно, спросят об этом на суде. И если он скажет правду, она вызовет различную реакцию у присяжных и, может быть, неодобрительный гул в зале.
Они долго молчали, Мегрэ допил свой стакан. Послышался шум подъезжавшей машины. Она остановилась у подъезда. Хлопнула дверца, потом другая. Мегрэ раскурил последнюю трубку — скорее чтобы побороть волнение, чем из потребности в табаке. Потом услышал шаги на лестнице и пошел отворять дверь. Вошедшие в комнату Жанвье и Лапуэнт удивленно смотрели на синеватое облачко дыма, клубившееся вокруг лампы под потолком.
— Знакомьтесь, ребята! Жильбер Пигу. У нас был долгий разговор. Завтра проведем официальный допрос.
Пигу, несколько успокоенный, разглядывал помощников Мегрэ. Они совсем не походили на тех, кто избивает людей.
— Отвезите его на набережную и дайте несколько часов поспать. Я приеду попозже.
Лапуэнт сделал Мегрэ знак, который тот не сразу понял, потому что валился от усталости с ног. Инспектор показывал глазами на запястья рук Пигу: «Наручники надеть?»
Мегрэ повернулся к бухгалтеру:
— Вам доверяют, — тихо сказал он, — но так положено. Их снимут, как только вы приедете на место.
На лестнице Пигу обернулся. В его глазах блестели слезы. Он еще раз посмотрел на комиссара, словно хотел набраться мужества.
Но не к самому ли Мегрэ относился его сочувственный взгляд?
