юзом, выкинув в них целую струю мелких камушков, перемешанных с грязью. Потом она остановилась. Оба студента вытянули головы, но видно не было ничего. Машина пару раз дёрнулась на месте, двигатель взвыл, но тут же обороты упали до нуля и он, звучно рявкнув на захлёбывающейся ноте, заглох.
Крадучись, они с двух сторон подошли к машине. Могучий автомобиль оказался «Вольво-пикапом» – выпуска, наверное, середины восьмидесятых. Было удивительно, что этот механизм мог ещё двигаться. Впрочем, как раз сейчас он неподвижно стоял, воняя сладким дымом и звонко щёлкая срывающимися в поддон двигателя каплями масла. Держа переведённый на автоматическую стрельбу «Калашников» наизготовку, Николай боком обошёл замерший «вольвешник». На заднем сиденье никого не было – да и сидений, собственно говоря, не было тоже, а на их месте оказались в беспорядке навалены какие-то коробки и скомканные тряпки. Водитель, вроде бы держащийся за руль, навалился на левую дверь, и когда Николай нажал левой рукой на её ручку, просто вывалился наружу, нелепо взмахнув руками. Мёртв он был бесповоротно.
– Колян, ты обалдел! – тихо сказал Шалва. – Там – это одно дело, но здесь, просто так, случайного человека…
– Сколько у неё скорость была, как ты полагаешь?
Вопрос молодого Николай счёл настолько дурацким, что просто решил на него не отвечать, и сейчас вытаскивал тело убитого из машины целиком.
– Не знаю…
Шалва, видимо, растерялся от его хамства – или просто был сбит с толку вопросом.
– А я думаю, что километров двадцать в час. Может, двадцать пять. И это вверх по руслу. Вниз должно быть больше. Внутрь его. Помогай, чего стоишь!
Вместе они затащили тело через расхлябанную заднюю дверь и уложили на пол машины, раскидав мятые пустые картонные коробки без крышек. Помощь оказалась кстати, потому что сам Николай с таким быстро бы не справился – убитый весил килограммов восемьдесят, и поднять с земли даже половину туловища ему удалось с напряжением. Тяжёлая автоматная пуля вошла сидевшему за рулём кавказцу где-то на пол-ладони ниже ключицы, и крови снаружи почти не было видно – всё, видимо, ушло в средостение. Месяц как раз вылез наружу и оскаленное лицо, украшенное густой широкой бородой, чуть ли не улыбнулось Николаю в лицо. Чтобы закрыть дверь, ноги убитого пришлось подгибать. Напоследок Шалва прикрыл его ворохом промасленной ветоши, составлявшей содержимое одной из коробок.
– Поехали.
Шалва по-прежнему молчал, но заниматься этим Николаю было некогда. Перед тем, как залезть на водительское место, он прислушался – всё было тихо, если не считать воплей лягушек. Эти орали так, будто звали милицию.
Усевшись, Николай первым делом выключил фары, а затем вывернул ключ замка зажигания. Со всеми своими осторожными подкрадываниями и осмотрами они провозились минуты три или четыре, и на дальнем свете аккумулятор мог уже подсесть. Чёрт его знает, насколько дряхлый у этого драндулета аккумулятор.
– Смотри! – вдруг сказал Шалва, с трудом вытаскивая из-под задницы нечто, взблеснувшее в падавшем снаружи лунном свете.
– Погоди…
Выжав со всей возможной аккуратностью сцепление, Николай перевёл рукоятку переключения передач на нейтралку, и мягко провернул ключ вправо. Мотор скрежетнул и замолк, оставив висеть в воздухе затихающую ноту.
– Ещё разок…
Отжав, а затем снова выжав сцепление, он попробовал снова, на этот раз чуть тронув педаль газа. Это сработало, и машина почти подпрыгнула на месте, издав дырой глушителя звук, который, наверное, заставил заткнуться лягушек в радиусе как минимум пары километров. Только тогда он включил фары и повернулся к напарнику.
– Вот.
Стоматолог держал на раскрытой ладони небольшой пистолет, выглядящий аккуратно и даже элегантно. Николай показал ему пальцем на «бардачок». Там, как он и надеялся, оказалась запасная обойма, пусть и всего одна.
– А ты боялась… – почти с насмешкой сказал он и щёлкнул пальцами. – Поехали. Держи пока всё у себя. И ради бога, поставь автомат прямо.
Шалва, кивнув, так и поступил. Убедившись, что сидит он ровно, Николай включил передачу и тронулся с места.
Как говорится, лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Раздолбанный «Вольво» может и привёл бы в ужас кого-нибудь на полторы тысячи километров к северу, но оказавшись в нужное время и в нужном месте, он внушал к себе искреннюю признательность. Подсветка приборной панели не работала, да и сама панель на четверть состояла из торчащих в круглых дырах жгутов проводки. Стрелка спидометра металась вправо и влево, поэтому скорость приходилось определять по ощущениям. Первые два десятка метров Николай вёл машину задним ходом, стараясь отползти подальше от реки, где был шанс завязнуть в иле, но грунт оказался плотным, и развернуться удалось без проблем. Через пару минут выяснилось, что люфт у руля превышает норму раза так в три – что было не удивительно, поскольку на каждой колдобине или куче камней машина брыкалась и рыскала, как бык под ковбоем.
– Давай, родимая… В сторону Швеции едем, напрягись…
Разогнавшись до такой степени, что можно было без риска включить вторую передачу, Николай то и дело подпрыгивал. Такими буржуйскими штучками, как ремни безопасности, покойный хозяин машины себя не отягощал, поэтому трясло здорово. Камни били в днище один за другим, но поскольку машина была чужая, то и бог с ними.
– Эх, хорошо едем!
Особенно крупный камень стеганул так, что зазвенели стёкла.
– Генацвале, ты что такой печальный, слушай, да?
Николай не испытывал никакого чувства вины перед лежащим сзади покойником – но ему, пожалуй, было совестно перед товарищем за резкость. Шалва такого не заслужил.
– Да нет, ничего.
– Ну, ничего – так ничего.
Несколько минут они молчали. После трудного участка с большим уклоном, когда приходилось вслушиваться в мотор и выворачивать руль двумя руками, чтобы не съехать в воду, Николай переключил в очередной раз передачу с первой на вторую и сумел на секунду высвободить правую кисть, толкнув будущего стоматолога в плечо.
– Спасибо, Шал. Я бы без тебя не справился. Ты молодец.
Тот не ответил ничего – а повернуться и посмотреть, кивнул он или, скажем, улыбнулся, Николай не мог, потому что оторвать взгляд от скачущей под колёса в свете фар дороги было бы безумием. Чтобы успокоиться, он заставил себя решить, что Шалва с ним все-таки согласился, но это помогло не до конца. Ладно, будет время ещё. Да и не вернёшь сделанного. И сделанного, чёрт побери, правильно и вовремя. Кто знает, на сколько бы они ушли пешком. А тут – хотя бы пару часов продержаться на такой дороге, и фора будет уже что надо. Счётчик километров среди тёмных, раскуроченных приборов он разглядеть не сумел, спидометр не работает,
