я в воздух поднимусь, даже если клетка золотой была по-царски. Сердце моё всё равно имя твоё призовет, даже если ты моё забудешь.
Свидетельские показания Саркиса, старого грека-пастуха, прозванного безумцем
ИИСУС И ПАН
Во снах я увидал Иисуса и бога моего Пана, сидящих вместе в сердце леса. Они смеялись, и смех Иисуса был веселей. Общались они долго.
Пан говорил о земле и секретах её, и о своих копытных и рогатых братьях и сестрах; а ещё — о снах. Он говорил о корнях и гнёздах, о соках земных, что поют песню лета.
А Иисус говорил о молодых побегах в лесах и о цветах и фруктах.
Он говорил о птицах в пространстве космоса и пении их в странах небесных.
И говорил он о белых одеждах пустыни, пастух которой только Бог один.
А Пан был счастлив рассказать о новом Боге. И в этом самом сне держал я над Иисусом и Паном неброскую и тихую в молчании тень зелени.
Затем Пан взял свою тростниковую дудочку и заиграл Иисусу.
И Иисус промолвил: «Добрый брат, обрёл ты радость и каменистые высоты в мелодии песни твоей».
Тут Пан передал дудочку Иисусу и предложил: «Теперь ты играй. Очередь твоя».
А Иисус ответил: «Вряд ли у меня получится. Лучше уж я сыграю на флейте». И, достав флейту, заиграл.
Я же слушал песню о дожде, о поющем потоке, что меж холмов струится, и о падающем на вершинах гор снеге.
Пульс моего сердца, в которое однажды ударил ветер, вновь был возрождён, и все волны моего бытия всколыхнулись, я вновь стал пастухом Саркисом, а флейта Иисуса сделалась волынкой бесчисленного сонма пастухов.
Тут Пан сказал Иисусу: «Твоя молодость куда больше сдружилась с дудочкой моей, нежели мои собственные годы. Я услышал твою песню в моей тишине и звуки твоего имени.
Твоё имя есть добрая мелодия. Твоя флейта останется в моей памяти.
А теперь сыграем вместе».
И они заиграли разом.
Их музыка заразила своей красотой небо и землю. Я слушал рев звериный и жажду леса. И я слышал крики одиноких людей.
Я слышал пенье девушек, предназначенное возлюбленным, и тяжелое дыхание охотников.
Весь мир вошел в музыку их, и небеса с землёй подпевали богам.
Всё это я видел в моём сне, и всё это я слышал.
Говорит Сын Человеческий
«Я ЕСТЬ»
Я есть серебряная нить, что Богом послана на землю. Вся природа нанизана на нить сию. Я — драгоценный жемчуг из короны Астарты; дочери Утра украли меня из короны тайно. Я плачу и, улыбаясь сквозь слезы холмам, падаю в землю, к цветам.
Поля и облака — влюблённые, а я лишь их посланник, вскоре утолю я жажду одних и исцелю болезнь других.
Голос грома и меч молнии возвещают о прибытии моём, а в конце пути моего осветит небеса радуга. Такова земная жизнь: под пятами материи начинает бег свой и заканчивает пробежку в нежных руках Слова.
Из сердца моря я восстану, на крыльях в воздух поднимусь и рухну вниз, целуя губы цветов земных и обнимая ветви.
Кончиками пальцев нежно я в окна к братьям постучусь, и духи чувств будут в музыку мою вслушиваться сладострастно.
Я есть вздох моря, слёзы неба, смех полей. Я есть любовь, вздох океана чувств, слёзы неба мыслей и смех полей души. Я есть.
Свидетельские показания Анны, первосвященника
ОБ ИИСУСЕ РАЗБОЙНИКЕ
На восходе солнца лиса взглянула на тень свою и заявила гордо: «Могла б сегодня съесть я на обед верблюда». И каждое утро отправлялась поглазеть на верблюда того. Но в один из полдней увидала лиса тень его — и сказала: «Лучше отобедать мышью».
Признание Сына Человеческого
Он был разбойником, возмутителем спокойствия и шарлатаном. Он взывал только к нечистым и лишённым наследства, ради них он вступил на путь всех порочных и развращённых.
Он был человеком из Галилеи, из земель северных, что тихо-тайно поклоняются Адонису и Астарте, а не Богу Израилю и Богу Израиля.
Он высказывался о наших пророках и был развязен и злоязык, он говорил на варварском наречии.
Что еще мне оставалось делать, кроме как приказать казнить его?
Или я не управитель храма? Или я не хранитель закона? Разве не имел я права сказать во всеуслышание: «Он — безумнейший из всех безумцев. И он опасен для Израиля»?
Мог ли я изображать глухого, когда он называл нас лжецами, лицемерами, волками, гадюками и сынами гадюк?
Нет, я не смог изображать глухого, ибо он не был простым безумцем. Он был самоодержимым; и в его самовосхвалении он осуждал всех нас и бросал нам вызов.
За это я и распял его, и его распятие было сигналом и предупреждением другим, бежавшим в панике с места его казни.
Я знаю, что меня обвиняют за это, даже многие из знати в Санхедриме.
Но я не настолько глуп, чтобы не знать, без вождя народ — толпа, а вождь без народа — всё равно вождь.
Иисус решился стать нашим противником. Нельзя было позволить всей Иудее решиться на то же самое.
Никогда человек из северных земель не сможет простереть свою власть на нашу Святыню из Святынь, на тень её над аркой ворот.
Говорит Сын Человеческий
«РАСПЯТЫЙ»
Я крикнул людям: «Требую распять меня!» А они спросили: «Но почему возжаждал ты крови на наши головы?»
И я ответил: «Как же ещё заставить вас поклоняться распятому безумцу?»
И согласились они, и был распят я. Распятие успокоило меня. Когда же был повешен я между небом и землей, они задирали свои головы посмотреть на меня. Они приходили в восторг. Как же, как же, их головы ещё ни разу не задирались столь высоко.
Но когда стояли они, глядя на меня, один из них вдруг крикнул: «Чего добился ты?»
Второй из толпы подхватил его крик: «В чём причины твоего жертвоприношения?»
А третий спросил: «Подумал ли ты о цене, что заплатить придётся за попадание в землю Славы?»
Четвертый вторил им: «Смотрите, как смешон он! Можно ли простить без смеха страдание такое?»
А я ответил всем и сразу:
«Только попробуйте вспомнить через года, что я смешон. Я ничего не собираюсь ни искупать, ни приносить в жертву, ни вершить во имя Славы. И я ничего не собираюсь прощать.
