преступные приказы из Берлина. Если вы не хотите погибнуть, сражаясь за интересы дорвавшихся до власти безумцев, сдавайтесь! В советском плену вас ждет хорошее обращение, а после завершения боевых действий вы вернетесь домой. И главное, война для вас закончится! Сохраните эту листовку и предъявите ее нашим бойцам при сдаче в плен — они не будут стрелять и проводят вас к месту сбора военнопленных.
Я улыбнулся уголком губ. Советские пропагандисты явно не стояли на месте в своем развитии. По сравнению с некоторыми поделками лета сорок первого эта листовка выглядела очень неплохо.
Мы взлетели с аэродрома в подмосковном Раменском около часа ночи. Набрав высоту восемь тысяч метров, самолет пересек линию фронта и теперь летел над территорией противника. Над Балтийским морем полет проходил практически вслепую, но в экипаже я был уверен — доставить нас в Вашингтон поручили хорошо знакомому мне экипажу майора Пусэпа, с которым я летал еще на «крейсере ПВО». Сильный попутный ветер скорректировал наши планы и у побережья Шотландии Пе-8 оказался на два часа раньше запланированного срока.
Англичане отнеслись к нам неплохо, но никаких официальных переговоров предусмотрено не было. Видимо, кабинет Черчиля еще не определился с дальнейшими действиями в свете внезапной кончины немецкого фюрера и прихода к власти в Германии Германа Геринга, а точнее, зыбкого триумвирата Геринг-Гиммлер-Геббельс.
Самолет дозаправили, и экипаж перегнал его на аэродром на западном побережье Шотландии, откуда на следующее утро мы вылетели сначала в Исландию, а потом в Канаду. Отказавшись от идеи садиться в окутанном туманом Ньюфаундленде, Пусэп повел самолет на американскую авиабазу Гус-Бей, местоположение которой ему показал на карте представитель США в Рейкьявике. База, как оказалось, была секретной, и тяжелый бомбардировщик с красными звездами на крыльях там, мягко говоря, не ждали. Получив от Пусэпа по радио предупреждение о нашем приближении, американцы впали в легкий ступор, но, связавшись с командованием, добро на посадку все-таки дали. Дозаправившись в очередной раз, мы после непродолжительного отдыха вновь взлетели и взяли курс на Вашингтон. Во избежание недоразумений в качестве почетного эскорта нас сопровождала «летающая крепость» B-17. Последний отрезок пути прошел без происшествий, и через двое суток после вылета из Москвы мы, наконец, прибыли к месту назначения.
Американцы с нескрываемым любопытством рассматривали наш Пе-8. Судя по всему, они понятия не имели, что русские умеют строить подобные самолеты, считая, что в деле создания тяжелых бомбардировщиков на этой планете им равных нет. В целом, конечно, они не так уж и сильно заблуждались — массовое производство Пе-8 в СССР наладить так и не удалось, а несколько десятков таких самолетов не могли существенно повлиять на ход войны, однако рассказывать об этом встречающей стороне было совершенно не обязательно.
* * *
— Гарри, вы лучший специалист по СССР из тех, чьему мнению я могу доверять. Мне доложили, что русский бомбардировщик уже вылетел с нашей базы в Канаде и через несколько часов приземлится в Вашингтоне. Завтра я буду принимать их делегацию, и мне нужно знать, каких сюрпризов можно ждать от каждого из этих людей.
Гарри Гопкинс откинулся в кресле и задумчиво посмотрел на президента, собираясь с мыслями. Ближайший соратник Рузвельта действительно неплохо знал советский истеблишмент и до последнего времени считал, что русские в значительной мере предсказуемы, однако, судя по информации, поступающей из Москвы, там что-то стало меняться. Пока эти изменения еще только наметились, но на составе делегации они, похоже, успели сказаться.
— Возглавляет миссию русский министр иностранных дел Молотов. Прямолинеен, не гибок, является безропотным проводником идей Сталина и не готов отступать от них ни на шаг. Обладает феноменальной работоспособностью. Сами русские из ближнего круга Сталина называют его «железной задницей» и «главным партийным канцеляристом». При всем этом он весьма неплохой организатор и умеет вести сложные переговоры, хорошо чувствуя границы, за которые нельзя заходить.
— Это типично для советских руководителей, — кивнул Рузвельт. — Переговоры с подобными людьми вести непросто. Что по остальным членам делегации?
— Как правило, лица второго плана в советских миссиях выполняют лишь функции советников и технических специалистов, не играющих самостоятельной роли. Переводчики, стенографисты и охранники, думаю, вам не слишком интересны. Помимо них можно отметить генерал-майора Исаева и генерал-лейтенанта Нагулина. Исаев — советник по военным вопросам. Не думаю, что он будет участвовать в переговорах. А вот Нагулин… Начнем с того, что он очень молод и при этом имеет весьма высокое звание. Войну он начал рядовым бойцом, прибывшим из таежной глубинки, и за восемь месяцев добрался до должности личного представителя Сталина в Крыму, где в очередной раз ярко себя проявил. Звезды генерал-лейтенанта он, к слову, получил прямо перед вылетом в Вашингтон. Мы наводили справки, но так и не смогли выявить никаких признаков того, что в его стремительной карьере ему кто-то помогал. Скорее, наоборот. Короткое время Нагулин даже провел в тюрьме НКВД. Этот человек имеет прямое отношение к последним поражениям Германии на Восточном фронте. Московский котел, отражение массированного налета на Ленинград и прорыв его блокады, ну а потом Крым. Все эти операции прошли с непосредственным участием Нагулина, причем его роль в них оценивается генералами Сталина, как весьма значительная, а в ряде случаев даже определяющая. Помимо чисто военных заслуг он также имеет прямое отношение к разработке ручных противотанковых гранатометов, которые так помогли русским в боях под Москвой. Есть не до конца проверенные сведения, что он курирует разработки турбореактивных двигателей и боеприпасов повышенного могущества, основанных на новых физико-химических принципах. На этого человека я бы рекомендовал вам обратить пристальное внимание. Не думаю, что ему в русской делегации отводится роль статиста.
Глава 8
Переговоры шли туго. Чувствовалось, что Рузвельт не хочет связывать себя слишком серьезными обещаниями, но и полностью отказываться от сотрудничества с СССР тоже не готов. Молотов же упорно гнул свою линию, продиктованную ему Сталиным еще в Москве, и, надо признать, местами делал это довольно убедительно.
— Мистер президент, — терпеливо объяснял свою позицию глава советской делегации, — в Москве понимают, что сейчас Соединенные Штаты не воюют с Германией. Осознаем мы и то, что американский народ в своем большинстве не хочет войны в Европе, ведь ваши солдаты уже и так гибнут в сражениях на Тихом океане, которые пока складываются не в пользу США. Тем не менее, мы с вами — политики, которым наши народы вручили власть и ответственность за их судьбы, а это значит, что мы обязаны смотреть в будущее дальше, чем способны это сделать простые граждане
