нет, поэтому надо отвечать так, чтобы не выглядеть мелким слюнтяем и подкаблучником. В пацанской среде волчат всегда нужно поддерживать свой авторитет, чтобы не опуститься на самое дно стаи.
— И как? Посмотрел? Чуть рядом не лег. Если бы не люди, то могли бы и тебя на какую-нибудь оградку нашпандырить. Стал бы как Серёга, на рогах того оленя…
— А кто его туда затащил? — спросил я. — Неизвестно?
— Нет, — чуть помедлив с ответом, проговорил Гурыль. — Кто-то из серовских это сделал. Кому-то Пухлый встал поперек дороги.
Мне почему-то не понравилось эта заминка с ответом. Как будто Гурыль что-то знал, но недоговаривал. Я открыл было рот, чтобы поинтересоваться дальше, но в этот момент Лысый показал на поворот:
— А вот и серовские пи…ры! Вспомни этих гандонов, они и появятся…
На повороте со Школьного проезда на Пушкинскую и разворот на улицу Серова в самом деле стояли по обеим сторонам дороги две группы ребят. С той стороны, где за забором из арматурных прутьев находился больничный морг, я заметил сидящего на корточках Карася.
При появлении нашей машины обе группы оживились. В руках у многих ребят появились палки, арматура, кирпичи…
Похоже, что нас ждали… Тут же две группы начали соединяться, спеша перекрыть двухполосную дорогу.
— Газуй! Газуй! — тут же заорал Коваль, дергая за сиденье Гурыля.
— Завали и без тебя знаю! — рявкнул Гурыль в ответ.
Он втопил ногой педаль газа, дернул ручку переключателя скоростей. «Жигуль» взвыл рассерженным тигром и бросился на двуногих жертв, которые в попытках остановить машину высыпали на дорогу. Никто и не думал отпрыгивать в сторону, все как будто выпили по зелью бессмертия.
— Долбо…ы! Подавлю же всех! — выругался Гурыль и выкрутил руль круто влево.
Машину швырнуло в сторону, уводя её из-под нацеленных палок и арматуры. В лобовое стекло ударил кирпич, моментально раскрасив экран паутиной мелких трещинок с большим белым центром.
— Гандоны! Стой! Мразь!
Ага, так мы и остановились!
По двери с моей стороны противно протянулось острие арматуры. Похоже, что боевая машина получила ещё и царапину в довесок к основным ударам. Ещё несколько ударов громыхнули по багажнику и крыше.
— Вот же уроды! — Гурыль крутнул руль ещё раз, огибая бросившихся под колеса пацанов.
Перед оставшимся в живых куском лобового стекла мелькнула перекошенная рожа Карася. Он отскочил от летящего «Жигуля» в последнюю секунду, всё также красуясь перед остальными пацанами. Гурыль мрачно выругался и притопил «гашетку», уводя машину прочь от криков, от мата, от летящих вслед камней и палок.
— Они на мопедах! — крикнул Лысый, оглядываясь назад. — Слева!
И в самом деле, два мопеда, похожих на худосочных собак, прыгнули нам вслед. Они приближались справа, везя по двое пацанов на своём горбу. Причем первые рулили, а пассажиры размахивали палками, как будто казаки на конях махали шашками.
Мопеды оглашали тихую улочку звериным воем, приближаясь к машине. Одна из палок всё-таки достала до бокового стекла. Внутрь влетели осколоки, словно кто-то щедро сыпанул пригоршню солнечных зайчиков. Вот только эти зайчики вовсе не были солнечными — у Лысого на правой щеке появились красные точки царапин.
— Да твари! — Гурыль мотнул машину вправо, бортом ударяя по рулю мопеда.
Двухколесное средство тут же потеряло управление и успешно скатилось в траву у дороги, там мопед завалился на бок, погребя под собой и водителя и пассажира.
Второй же мопед вскоре отстал, не выдержав гонки. Да и вряд ли бы он смог догнать машину, выскочившую на асфальтовое покрытие.
— Вот же уроды! Всю машину расхуя…ли! — сокрушенно мотал головой Гурыль, когда мы остановились неподалёку от его дома. — Я же теперь зае…усь детали искать. Стекла ещё… Ну мрази!
— Это они спецом нас поджидали, — проговорил Лысый. — Они знали, что мы поедем утром…
— Знали, — буркнул Гурыль. — И что же им спокойно-то не живется?
— А это не пацаны мутят воду, а тот, кто стоит за ними, — проговорил я. — Это Карась на тебя зуб имеет, вот и хочет всех на тебя натравить.
— Да? Тогда пи…да ему, — сплюнул Гурыль и вздохнул, глядя на машину. — Эх, а ведь только-только в божий вид привел…
Глава 16
— Так, щеглы, валите домой, а ты… — Гурыль показал на меня. — Остаешься. Перетереть надо.
— Но мы вместе… — начал было Коваль.
Гурыль сделал к нему шаг и посмотрел в глаза:
— Мне повторить?
— Не нужно, — буркнул Коваль и махнул мне рукой. — Увидимся позже, Лосяра!
— Давайте, — кивнул я в ответ.
— Пока, Лось, заскакивай, — проговорил Лысый.
Я проводил их взглядом, а после Гурыль мотнул головой на дом:
— Пошли, расскажешь, что знаешь. Слишком уж ты мутный стал, Лосяра.
— Мутный? — хмыкнул я в ответ. — Сейчас вода замутится настолько, что дальше носа не увидишь, а если увидишь, то по этому же носу и получишь.
— Вот о чем я и говорю. Мутишь и говоришь всякими вые…нами. Попроще постарайся объяснить, что и как. Пошли, хоть пожрешь, а потом всё расскажешь.
Гурыль открыл ключом дверь дома и зашел в сенцы. Я зашел следом. Пахло сухими вениками, пылью и сеном. Всё-таки свой дом — это свой дом, что ни говори. Это не квартира в многоэтажке, а место, где ты сам отвечаешь за прилегающую территорию и порядок внутри.
В 90-е годы в России дома были в основном типовыми, построенными в советское время. Это были многоэтажные панельные или кирпичные дома, с одинаковыми планировками квартир. Всё одинаковое, всё однотипное… Различались только ковры на стенах, да степень вытертости линолеума на полу.
Внутри квартир были стандартные комнаты: гостиная, спальня, детская, кухня. Ванная комната и туалет были раздельными, но с обязательными окнами на верху — для экономии энергии. Чтобы зайти в туалет и не включать свет — а зачем, ведь и с улицы хватает освещения. Уже потом начали делать сплошные кабинки, чтобы человек мог уединиться с телефоном на долгие часы раздумий. В квартирах были деревянные окна, а в некоторых домах — балкон или лоджия.
В домах не было лифтов, а лестницы обычно узкими и темными. Заплеванные семечками, бычками, а позже и на шприц можно запросто наступить. Подъезды вспоминались грязными и неухоженными, часто с разбитыми окнами и сломанными дверями.
