четыре стороны.
— Как это произошло? — помедлив, Саша Александровна все-таки взглянула на него. Глаза ее были темны и мятежны — в то время как у самого Гранина не было даже искры внутри, побудившей бы его бороться с судьбой.
— Я умирал, — неохотно проговорил он, не желая вспоминать тот день, — наверное, почти умер. Меня силком вытащили с того света. Проклятие — это цена, которую приходится платить за то, что я оказался жив против своей воли и всех законов божьих.
— От чего вы умирали?
— От горя. Меня поразило известие о смерти жены.
Что-то вспыхнуло в глубине ее глаз, да и только.
— И что же дальше? — спросила она требовательно и нетерпеливо.
— Дальше я уеду. Не думайте, что я собирался тяготить вас и долее…
Саша Александровна так быстро замотала головой, что мохнатая шапка слетела с ее головы и упала в сугроб.
— Не то! — закричала она яростно. — Что будет дальше с вами?
— Я не знаю.
Он не слишком ловко спешился, поднял ее шапку и старательно отряхнул от снега.
— Как это не знаете? — она резко вырвала из его рук соболий мех и раздраженно, криво натянула ему на макушку. — Вы же ходили и к ведьме, и к цыганке! Зря ходили?
— Ведьма посоветовала мне молиться, а цыганка — выторговать у черта свою свободу.
— Значит, будете молиться и торговаться, — свирепо заключила Саша Александровна. — Я разве чудовище, способное выгнать человека в несчастии? Вы за кого меня принимаете, Михаил Алексеевич? Мало что врете, мало что шпионите, мало! Еще и держите меня за душегуба! Ах, идите вы к черту, — и она пришпорила коня, оставив его одного.
Гранин смотрел ей вслед, и восхищения в это мгновение в нем было больше, чем печали.
Он не успел еще решить, куда ему направиться дальше — вернуть ли сначала Полушку в усадьбу или оставить лошадь здесь, сама найдет дорогу домой, — как Саша Александровна снова вернулась.
— Этот старик, великий канцлер, он сделал это с вами? — закричала она издалека.
— Его колдун, валах по имени Драго Ружа, — негромко ответил Гранин, но она каким-то чудом услышала. Зашипела сердитой кошкой, объехала его по кругу.
— Ну и что стоите? Мы, кажется, ехали в город, — воскликнула гневно.
— Саша Александровна, я вовсе не… — начал было он, и тут она лихо слетела из седла, очутилась прямо перед ним, быстро стянула варежку и коротко, без замаха, влепила пощечину.
От неожиданности голова Гранина мотнулась в сторону, щеку обожгло, но Саша Александровна не дала ему времени опомниться, толкнула обеими руками в грудь, повалила в сугроб, едва не под копыта, навалилась сверху.
Ее лицо оказалось совсем близко — искусанные губы, розовые от холода щеки, красный нос и сверкающие угольки глаз.
— Как же вы утомительны со своей жертвенностью, — кричала она, черпая голыми руками снег и кидая ему в лицо, — что, после смерти вашей жены и ваша жизнь закончилась? Нет уж, голубчик, я вас заставлю! Вы у меня научитесь! Станете бороться как миленький! Вот кого я не терплю — так это трусов! Уныние — страшнейший из грехов!
Наконец она выдохлась.
Села, тяжело дыша.
Смотрела с вызовом.
Гранин тоже приподнялся было, а потом снова повалился физиономией в снег и засмеялся.
— Вот уж и точно кошка, — заледенелые губы не слушались, трескались, кровили. — Дикая кошка!
— Смеетесь? — угрожающе процедила Саша Александровна. — А и смейтесь, Михаил Алексеевич, все лучше, чем остальные ваши глупости. Придумали тоже! Уйдете! Тягость! Да мы вас будем из ведер святой водой обливать, пока вы проклятие свое не сбросите!
— Мне бы сейчас лучше водки, — признался Гранин, встал, помог подняться ей и принялся отряхивать. — Ну что за выходки, Саша Александровна. Замерзли же совсем!
Нашел варежки, брошенные под ноги, отряхнул и их, взял ее холодные руки в свои и стал отогревать горячим дыханием, едва не касаясь губами.
Саша Александровна стояла перед ним, притихшая, подрастерявшая всю свою бойкость, и ее пальцы едва подрагивали.
— Что мы собираемся делать с Плаховым? — спросил Гранин, когда они добрались до уездного города, остановились в единственном здесь трактире и потребовали горячего взвара.
На Сашу Александровну глазели с веселым любопытством, да и только. Васильковый кант на ее обшлагах четко указывал на принадлежность к людям атамана Лядова, а с ними связываться — себе дороже.
— С Плаховым? — рассеянно повторила она. — До него ли теперь?
— Отчего же, — возразил Гранин с улыбкой, — по крайней мере, развеемся.
Он чувствовал себя гораздо лучше, словно избавился от утомительного морока, и теперь было стыдно за собственную слабость и хотелось перебить ее каким-то действием.
— Я просто собиралась вытрясти из него правду — пусть бы объяснил, для чего ему такая невеста, как я. Дикая кошка, — она довольно засмеялась, будто это было похвалой.
А пожалуй что и было, признался себе Гранин. И произнес дипломатично:
— Лядовы — влиятельный род.
— От нас хлопот больше, чем прибыли, — пожала плечами Саша Александровна, — к тому же позиция отца по поводу моего брака всем известна. Как по мне, нужна очень веская причина, чтобы решиться на ухаживания.
— Порой канцлер не оставляет выбора, — заметил Гранин.
Она быстро на него взглянула:
— Почему именно вы, Михаил Алексеевич? Что он к вам-то привязался?
— Я просто попался ему под горячую руку.
— И за что мне такая родня? — вздохнула Саша Александровна. — Вы ведь знаете, что этот мерзавец — мой дед? Он сказал вам об этом?
— Вы явно пошли в лядовскую породу, — уклонился от прямого ответа Гранин.
— Как знать. У вас проклятие, а у меня канцлер в крови. Еще неизвестно, что хуже.
— Так вот о Плахове, — сменил тему Гранин, желая побыстрее выбраться из топких рассуждений на твердую почву, — я тут подумал…
— Снова вашей дрянью я мазаться не буду, — предупредила Саша Александровна, — довольно этакого позора.
— Вам и не нужно. Плахов не знает вас в лицо. Вряд ли он запомнил дворовую девку, которая вывела его из себя. А меня он воспринимает как своего сообщника.
— И что же из сего следует?
Гранин окинул ее задумчивым взглядом:
— Что
