мостиком. Тюльпаны и нарциссы в этом году ранние, а вот за лилейники Марина волновалась – как перезимовали красавцы.
Заодно узнала, что Анатолий Владимирович полковник МВД в отставке, пенсионер. Большую часть лета он проводил здесь в компании Маши – совместной дочери, – и Веника. Марина приезжала на выходные, внуков привозили и того реже. Лёше вечно некогда, то дежурства у него, то срочные больные, а Максим с Егоркой чаще гостят у другой бабушки – первой жены Толи.
Маша и сейчас здесь, только убежала к подружкам. Нет, чтобы готовиться к экзаменам, носится целыми днями, хорошо – вечерами дома, хотя… всем известно, что глупостей можно и средь бела дня наделать.
Честно говоря, такая безостановочная болтовня дезориентировала, однако именно благодаря ей я внутренне расслабилась, поняла, что нахожусь в гостях у самых обычных людей. Заодно узнала немного о каждом члене семьи, что от кого стоило ожидать.
Внуки – жуткие хулиганы, но Мила их в этом запросто может переплюнуть. За малышнёй нужен глаз да глаз. Толя – душа человек, но стоит принять пятьдесят грамм горячительного – все разговоры только об охоте. Утки, гуси, кабаны… Вот кому это нужно в двадцать первом-то веке, спрашивается, когда прилавки ломятся от продуктов?! Маша же типичный подросток, пора бы уже повзрослеть, восемнадцать исполнилось, но воз и ныне там. Лёша таким, конечно, не был. Но Лёша с отцом жил, старшие классы заканчивал в Калининградской области, так что, точно сказать трудно. Может, Марине просто повезло – получила сразу взрослого сына, курсанта ВМА.
Между делом мне показали дом, в котором царил уют и порядок, даже пахло как-то по-особенному, по-домашнему. Чем-то неуловимо напоминало мой родной дом, несмотря на то, что ничего похожего не было.
Лёша занёс наши вещи в одну из спален на втором этаже, она находилась в торце, в отдалении от других комнат. Пока я оглядывала мебель из натурального дерева, нарочито простые занавески на окне, цветочные горшки с проклюнувшейся лавандой, услышала шёпот Марины, обращённый к сыну:
– Я вам вместе постелила. Правильно?
– Сама-то как думаешь? – усмехнулся Лёша. – Я в монахи не записывался.
– Вот как думаю, так и постелила.
Я предпочла «не услышать» разговор. Попросту не знала, как реагировать, да и нужна ли эта реакция – действительно, монах из Лёши не вышел бы. Уж слишком он… темпераментный, порой откровенно ненасытный.
Позже мы все вместе готовили обед, он же ранний ужин, который, судя по количеству яств, грозил перерасти в позднюю, а то и ночную, трапезу. Лёша и Толя приняли пост у мангала в отдельно стоящей беседке с удобной кухонной зоной, заявив, что мясо должны готовить мужчины, а к плову вообще женскому полу приближаться запрещено. Нам с Мариной достались банальные блюда вроде овощных салатов и картофеля.
Дети носились на только-только позеленевшем газоне, играли с Веником, выслеживали вылезших после спячки лягушек, пытались разжечь костёр, за что получили нагоняй от Марины. Ломились на декоративный мостик через пруд у альпийской горки, катались по очереди на качелях, играли в догонялки, футбол и пейнтбол воображаемыми ружьями.
Когда полукруглый стол в одной из беседок начал ломиться от наготовленного, а по участку стали разливаться ароматы еды и музыка, появилась Маша.
– Я Маша, – просто сказала она, подойдя ко мне.
– Люба, – ответила я.
– А там Кирилл? – показала она на группу носящей малышни.
– Да.
– Ладно, – кивнула Маша и отправилась в дом.
– Матери помочь не хочешь? – бросила ей вслед Марина.
– Не-а, – засмеялась Маша. – Зачем? Вы уже всё сделали, так-то.
– Так-то, – тихо передразнила дочь Марина. – Вот вы, Люба, разве могли так ответить матери в восемнадцать лет?
– Вряд ли, – согласилась я и пожала плечами. – Но сейчас дети другие.
Я не стала говорить о том, что и сейчас не посмела бы в подобном тоне ответить маме, а тем более отцу, как не посмела бы уйти из дома, когда готовятся к празднику. Да и мой отец не стал бы возиться с приготовлением еды. Скажет после трапезы «Спаси Христос» – вот и всё участие…
Плохо ли это, хорошо ли? Я честно не знала ответа. Взамен ни мне, ни моим братьям в детстве не приходилось трястись от страха, воображая бандита под диваном. Отец всегда был нашей безусловной защитой, стеной, крепостью – а это, как выяснилось, не столь уж мало.
Алкоголь на столе был, Марина торжественно вынесла бутылку вина, но после того, как все пригубили по глотку, к нему никто не прикасался. Непринуждённый разговор складывался сам собой, тёк неспешной рекой, виляя от одной темы к другой. Иногда мне задавали вопросы, на которые я не хотела отвечать, тогда Лёша ловко уводил беседу в сторону.
Выяснилось, что семья Лёши многое обо мне знает. Что-то рассказывала Мила, которая по простоте душевной делилась со всеми бабушками, дедушкой и тётей Машей новостями обо мне и Кирилле. Чем-то, оказалось, делился Лёша, причём со времён, когда я лежала в больнице.
Стрельба и взрыв в торговом центре потряс всех. Многие не отходили от экранов телевизора, новость о двух пациентках в ведомственной клинике, где работал Алексей, разлетелась по всем новостным каналам.
Лёша делился новостями с семьёй. Без подробностей, но всё же говорил о сложной пациентке, которая никак не хотела бороться за собственную жизнь, пока не взяла себя в руки. В каких словах и как он донёс до семьи, что непростая пациентка и Люба, появившаяся в его жизни – это одно лицо, я не знала.
Через час обильного ужина в калитку вошла женщина, приветливо махнув рукой.
– Бабушка! – завизжала Мила и рванула в сторону зашедшей.
– Не помешаю? – спросила подошедшая к беседке женщина.
Довольно молодая, на вид не больше пятидесяти лет, но заметно ухоженный вид подсказывал, что могло быть больше.
– Нелли, нет, конечно. Проходи, дорогая, – засуетилась Марина. – Машенька, принеси столовые приборы, – обратилась она к Маше под довольный писк Милы. – Садись. Где тебе удобно? Давай, сюда, – Она показала на свободное место рядом с собой. – Или к Толику поближе?
– Мне везде удобно, – улыбнулась Нелли и устроилась рядом с Мариной, напротив нас с Лёшей.
– Мне Алиночка сказала, что вы на дачу едете, вот я и поспешила навестить внучку. Не возражаешь? – спросила она Лёшу.
– Нет, – спокойно ответил он.
– А это Люба, – громко проговорила Мила, показывая на меня рукой. – Она хочет на папе жениться, только ничего не выйдет. У нас уже есть мама! Правда, бабушка? – обратилась она к пришедшей.
Передо мной за столом оказалась не кто-нибудь, а бывшая тёща Лёши, которая с живым интересом поглядела на меня. Показалось, что она видит все мои недостатки: появившийся жирок на боках, слишком большую грудь, скрытый свободным платьем живот, называемый в народе «женским», а по факту – просто дряблые, обвисшие мышцы, покрытые салом, ссадину на колене, и главное – шрамы, которые в тот момент жгли, пылали, сморщивались сами и тянули меня за собой.
– Взрослые сами разберутся, – назидательно ответила Нелли.
– Взрослые дурачки! – заявила Мила, тут же слезла с колен бабушки и отправилась к будке Веника.
– Не обращайте внимания, Люба, – поспешила сгладить неловкий момент Марина.
– Ох, как нехорошо получилось… – запричитала Нелли. – Простите, – обратилась она к нам с Лёшей. – Алиночка ничего не говорила про… – она неопределённо взмахнула рукой в мою сторону. – Что ты возьмёшь Любу… ох…
– Мне не приходило в голову докладывать бывшей жене о своей личной жизни, – спокойно ответил Лёша. – Вам свинину или, как обычно, рыбу? – перевёл он тему, давая понять, что обсуждать сложившуюся ситуацию больше не собирается.
– Рыбу, спасибо большое.
Глава 17
Несмотря на неловкую ситуацию за столом, остаток вечера прошёл нормально. Я чувствовала себя как на иголках, нервничала, однако постепенно внушила себе, что всё осталось по-прежнему. Ничего не изменилось. Тектонические плиты не сдвинулись. Земля всё так же крутилась вокруг своей оси. А бывшая жена оставалась бывшей и жила на другом континенте.
Ночью… ночью я впервые за всё время нашего общения отказала Лёше в близости, несмотря на то, что предательский организм требовал свою порцию удовольствия. Липкое чувство, что меня сравнивают с Алиной, примеряют на меня чуждый мне наряд, приглядываются в надежде найти различия и находят, не давало покоя. Спрятанная за семью замками ревность поднимала голову