стал проявлять на международной арене тяготение к критике таких принципов — что было, впрочем, продиктовано возможностью подчеркнуть слабость Америки, которая придерживалась их, но оттого не в меньшей степени указывала на готовность российской власти к пересмотру тех соглашений в сторону джентльменского поведения. В чем тут дело? А дело в том, что Путин — очевидно работавший на «мужскую», даже пацанскую аудиторию в ходе предвыборной кампании, неловкий, когда речь заходит об искусстве — не настолько далек от искусства, как он хочет казаться, и даже связываясь сразу после оглашения результатов с воензаводом на Урале, где глава цеха делает стэнд-ап на фоне танкового орудия с его несомненной фаллической символикой, Путин до конца не уверен в том, что в глубине вещи объясняются так. И его, как и всех остальных, вынуждает придерживаться этой парадигмы многолетняя история ее доминирования. Только в России лидер государства может напирать на «силу» и при этом пустить слезу со сцены, выйдя к сотне тысяч поклонников и многомиллионной аудитории у телеэкранов.
Самое интересное в нем был этот тренд маскулинности и трудового народа, за которым редко просматривается личный характер — не такое уж частое явление в эпоху развитых политтехнологий. Есть ощущение, что вот это и был настоящий Путин — хотя он не так далек от искусства, как хочет казаться, когда после победы связывается по телемосту с фаллическим танком или идет к футбольным фанатам и говорит им, что они могут отбуцкать брательника. Путин не дурак, чтобы не понимать, какой эффект это произведет, но он делает это специально, или даже назло, хотя он вовсе не отождествляет себя с этой прослойкой населения. Как мужчина, он с некоторым недоверием относится к художнику в себе, а его реалистический, практический опыт заставляет его относиться с предубеждением, отсюда вся эта неловкость при встрече с прекрасным. И по-человечески я его очень хорошо понимаю: точно так же в 2005 году хотелось пойти к пацанам и поесть попкорна на голливудском блокбастере, глядя на то, как зеленоволосые студенты отстаивают Музей кино на Пушкинской площади, обвешанные плакатами «Продаем шедевры Годара за 10 рублей!» (i.e. предлагая купить нечто несуществующее за деньги). Проблема в другом: вред от этих митингов в том, что у власти, похоже, сложилось впечатление, что эти леворадикальные нигилисты, с низким уровнем политической культуры, составляют репрезентативный пример современной, «думающей», интеллигентной молодежи — что вовсе не отвечает действительности, учитывая, сколько людей этого возраста тихо сидят и не разделяя этих взглядов: послушайте вот хотя бы Ивана Засурского. В его словах то же разочарование от того, что власть, похоже, на полном серьезе подумала, что этими людьми она и управляет, тогда как суть времени, как ее выражает господин Кургинян, совершенно в другом направлении, связанном с искусством. Собственно, весь вопрос сейчас заключается в том, насколько дальновидным политиком является новый президент, и сдается мне, что его решение будет зависеть от того, как быстро он сообразит, что ситуация вовсе не является такой в творческой среде. То, что все эти люди не связаны с искусством, а связаны с долгоиграющей традицией антиэстетики, направленной на убийство искусства и геноцид человека под прикрытием так называемых гуманистических ценностей (единственный гуманизм, гуманизм искусства, слишком мужское понятие, чтобы такие любители демократических перемен не начали смешивать его с фашизмом сразу после окончания Второй мировой войны). Все это уже в картине «Елена», в которой вся эта проблематика была подготовлена под конец года. Да, но каким образом? Забавно, но чтобы понять, что происходит, всего-то нужно прочитать статью Фрейда «Достоевский и отцеубийство». Так же, как у меня нет сомнений в том, что отец ***дил маленького Андрюшу Звягинцева, я не сомневаюсь, что если копнуть в контингент этих митингов, я убежден, можно обнаружить, что у большинства собравшихся есть проблемы со своим отцом, и Владимир Путин — который здесь вообще не при чем — почти иррационально замещает для них father figure. Думаю, если после этого не раскроется, что нигилизм — это инфантилизм, уж не знаю, что нужно. Надеюсь, что власти задумали дать зеленый свет их волне ИМЕННО потому, что очень тонко все это рассчитали и поняли, что сейчас момент, чтобы высветить их качества на глазах у всех (я думаю, что группа «Pussy riot» является полностью санкционированным, если не созданным наверху проектом — и они еще ржут там, так как возможно, что никто из этих балбесов, поддерживающих «Pussy riot» не понимает, что такое «pussy riot» и почему это subversive), и что они собираются где-то к 2017 году воскресить отца, убитого ровно таким же образом ровно сто лет назад.
Трансцендентный политик — это тот, кто понимает, что экономическая, военная мощь и прочие вычисления — полная ерунда по сравнению с тем, какое количество материи будет разъято жителями его страны. Вот нам и предстояло проверить, насколько дальновидным политиком является мистер Путин, в понимании, что у него под рукой сейчас — страна художников, которым ничего не нужно, кроме свободы от физической оболочки, и которые начинают об этом догадываться, потому что двигаться в другую сторону, как научил их сначала ХХ век, они больше не могут и не хотят. И если толкать их и дальше в общество производства и всеобщей вины, беды к семнадцатому году не миновать.
Так как многие разумные люди, которым нравится Владимир Путин, теперь молчат, чтобы не быть неверно понятыми, у оппозиции есть реальный шанс для подрывной деятельности в условиях оппозиции: можно натравить власть на молчащих людей, выставив их в ее глазах оппозиционерами путем ложных сведений об их убеждениях. На месте представителей творческой, научной, другой интеллигенции, видевшей задолго до того, как события приняли политический ракурс, угрозу своим позициям со стороны конкурирующих структур или лиц в своей области, лично я бы именно так и сделал: поспешил, пока власть ослеплена злостью на класс как таковой, выставить неугодные для себя идеи, которые теперь совпадают с политическим, морально-нравственным курсом, взятым в стране, как попытку революционных преобразований, на дестабилизацию, а то и вовсе — как антигосударственную деятельность. Простой пример: убежден, что завистники стукнули наверх, что в фильме «Дом» Олега Погодина, ну вы поняли. Притом, что большего русофила и почвенника, чем Погодин, нужно еще поискать; его идеи по поводу фильма о Куликовской битве, которым он занимался еще до событий декабря-2011, мы могли и не увидеть воплощенными на экране. Самое ужасное, что может сейчас начаться в искусстве — это если те, которые и так все правильно
