Книга Хозяева-2 - Вадим Хлыстов

то, что никогда не испытывал. Но коварно умалчивая, что за это придется платить цену, которую никто никогда не сможет заплатить. Танец звал в жажду недопустимых удовольствий, и давал освобождение-индульгенцию от любой морали, даже не человеческой. Он разрешал ВСЕ! От поедания родных детей до убийства Бога в собственной душе… Сестра Лжи, Мать Порока, танцевала свой танец-призыв к первородному греху вседозволенности…

Бой барабана из черного замирья, танец-призыв, запах увядших цветов, красно-кровавый свет светильников переплелись в немыслимый узор и тараном ударили не только по саду, дворцу Императора, но и непонятным образом разрастаясь как вездесущий ураган, по всем кварталам столицы Тукана. На каждой, способной отражать свет поверхности, в городе появилось изображение танцующей женщины, а прямо с неба несся грохот бубна в руке Яра. Люди в Хут-Ка обезумели. Повсюду, в бедных лачугах и в домах богачей, в храмах и притонах, улицах и кораблях в порту, в садах и площадях началась даже не оргия, а свальный грех в его первозданном виде.

Началась Последняя Ночь перед еще не написанным Апокалипсисом из другой реальности, после которой уже больше не будет плотских наслаждений. Никогда. И ничего кроме Ада и Рая, где только или вечная боль, или только вечное, платоническое любование Богом. Во веки веков. Поэтому потомки Адама и Евы желали сейчас одного — получать удовольствие. И не важно от чего — от смерти, кровосмешения, убийства, поедания себе подобных, спаривания с мертвыми или животными. Главное — наслаждение и пусть весь мир катится на покрытые дикими белыми тюльпанами поля Илу в царстве Эхаби потому что «завтра» уже не наступит никогда…

Тейе, ничего не слышащая и не видящая вокруг кроме магии звуков и волшбы пляски фенешийки, втянув в очередной раз затрепетавшими ноздрями запах увядших цветов, тяжело вздохнула и облизала языком внезапно выступивший пот над верхней губой. Вторя жена Императора со сладким ужасом почувствовала, что внутри нее выросло непреодолимое желание оказаться в объятиях сразу двух мужчин, а потом, вобрав в себя их семя, подло, как паучья самка — убить. Растерзать. Она еще с тех пор, как пролила первую женскую кровь на простыни, чувствовала это желание, но всегда прятала его от себя, заталкивая в самые отдаленные уголки своего сознания. После своей свадьбы с Санахтом, вспыхнувшей между ними обоюдной любви, она считала, что это желание навсегда покинуло ее. Но сегодня эта мелодия и пляска показали, что жажда, грубо и властно быть взятой одновременно двумя мужчинами никуда не делось, а просто тлело, как нестерпимо горячие угли под слоем толстого, все скрывающего пепла…

Тейе с каким-то утробным, звериным рыком развернулась в сторону мужа, но тот был в полной власти музыкального колдовства. Третья жена, совершенно нагая, с распущенными волосами, разместившись между ног Санахта, ласкала его языком. Сам же он, откинув голову и закрыв глаза, сластолюбиво стонал на обеденном ложе. И при этом держал в окровавленных руках отсеченную голову четвертой жены, губы которой страстно целовал. Нестерпимая, запредельная, иррациональная ревность к этой отрезанной голове, нестерпимое желание отомстить и отдаться мужчине здесь и сейчас, окончательно помутили разум Тейе. Она жадно схватила полный кубок вина, и роняя бордовые капли на белоснежное платье, в два глотка выпила. Потом, пьяно расхохотавшись, решительно поднялась и с силой, удивительной в таком хрупком теле, с блаженным остервенением вседозволенности, одним ударом ножки кубка перебила шею рабу виночерпию, которого на соседнем ложе насиловал лучший друг Императора. Брезгливо отпихнув дергающееся в агонии тело, Тейе схватила Амена за руку и хрипло, возбужденно прошептала:

— Иди за мной… Быстрей…

Тот обвел ее мутным, полным неудовлетворенной похоти взглядом снизу доверху. Полупрозрачная, тончайшая хлопковая ткань одежды Тейе обильна смоченная вином, не скрывала, а только подчеркивала соблазнительность ее форм. Вызывающе выпяченный лобок манил своим темным треугольником, розовые, затвердевшие соски высоко вздымавшейся в возбуждении груди просто требовали, чтобы их взяли в рот и начли давить губами, как сладкие, налитые соком виноградины. Сочный, пряный, мускусный запах возбужденной женщины, однозначно шептал, что она готова немедленно дарить свою любовь. И если он откажется, то эту любовь женщина тотчас преподнесет другому самцу, перед этим хладнокровно убив его, Амена, как только что убила раба.

Мужчина судорожно сглотнул и таким же хриплым голосом ответил:

— Конечно, Тейе. Желание любимой жены друга — для меня закон.

Досадливо зашипев, мол, слишком много ты тратишь времени на пустые разговоры, Тейе нетерпеливо сдернула его с ложа, и вцепившись в запястье руки железной хваткой, потащила за собой, как муравей гусеницу, к двери, ведущей в покои Владыки. Возле этой двери, в полных боевых доспехах, тяжело уперевшись спинами на стену, едва стояли на ногах два огромных воина, напротив которых на коленях расположились две престарелые дамы. Матроны явно были опытны в деле удовлетворения молодых воинов, так как на лицах охранников Императора блаженные, бессмысленные улыбки.

Вторая жена Повелителя с размаху, пнула в спину одну из них:

— Пошла вон отсюда, старая ослица. А ты — она ткнула пальцем в грудь охранника — иди за нами. Немедленно…

Как только дверь, ведущая в покои Императора, захлопнулась за Тейе и двумя увлекаемыми ею мужчинами, Марта тут же остановила свой страшный, отвратительный танец, а Яр отбросил барабан и бубен. Но все гости, находящиеся в саду, все люди в Хут-Ка совершенно этого не заметили. В их сознании все также продолжала звучать удары барабана, а перед мысленным взором все также извивалась в танце-призыве та, которую через тысячелетия в другом мире назовут Вавилонской Блудницей.

Яр равнодушно оглядел беснующихся в саду людей и лениво похлопал в ладоши:

— Великолепно, прелестнейшая. Никто не устоял.

Его спутница набросила на себя покрывало и безразлично пожала плечами:

— Даже главы чистых кланов не смогли бы устоять перед тремя арканами Пасы, сотканными из желания продолжения рода, желания смерти, и желания удовлетворить голод. Будет забавно, если наши подопечные, не смотря на все предосторожности и принятое заранее противоядие, также не устояли.

Яр, продолжавший расслаблено сидеть, посмотрел на свою спутницу снизу вверх и указал пальцем на сад:

— Ты уверена, что они ничего не вспомнят?

— Абсолютно. И перестань задавать глупые вопросы. Ты же сам знаешь, что образы исполнительницы Пасы и ее помощника стираются из сознания атакуемых сразу, как только последняя, третья петля ложится на их сознание. Это не мы вынудили хезуров опять стать скотами. Мы просто помогли им выпустить из себя их же монстров и их же сокровенные желания, которые они прячут в своем «я»…

— Тогда — расходимся. Я буду в храме Тира,