Франсис пожал руки нескольким знакомым, другим кивнул и наконец сел за столик напротив своей жены, уже изучавшей разнообразное меню: куриный бульон, языки а ля Кольбер, вырезка с овощным рагу, жаркое из птицы, салаты, сыры, грушевый пирог… Увидев, как трепещут от вкусных запахов ноздри Мелани, он рассмеялся:
– Вы полагаете, у вас достаточно хороший аппетит, чтобы со всем этим справиться?
– Конечно! Я правда страшно голодна. А потом… мне хотелось бы шампанского.
– Я считаю, что сегодня это просто необходимо!
Когда стол был накрыт, они чокнулись за свое счастье и все время обеда весело и беззаботно болтали. Франсис рассказал кое-что о своих бесчисленных странствиях, Мелани с удовольствием его слушала.
– Вы собираетесь путешествовать еще? – спросила она.
– Надеюсь. Уезжать в дальние странствия – одна из самых больших радостей жизни. Это – как дверь, открытая в неизведанное, познание которого начинается с этой минуты.
– Я абсолютно с вами согласна. Но теперь вы будете брать с собой и меня?
– Безусловно!
Он тотчас же перевел разговор на другое, и Мелани не заметила краткого колебания, мелькнувшего в его голосе. Обед придал ей силы, и она наконец обратила внимание на других посетителей вагона-ресторана. Первым делом она отметила отсутствие испанской танцовщицы. Вероятно, та собиралась обедать во вторую смену, если только ей не придет в голову потребовать себе отдельного обеда. Потом ее внимание привлек художник, возможно, потому, что его старый бежевый костюм слишком бросался в глаза на фоне всех этих темных фраков, накрахмаленных воротничков и шелковых галстуков, заколотых булавкой с жемчужиной, а иногда и с бриллиантом. Но эта разница в одежде казалось ничуть его не смущала: прислонив сложенную газету к ножке лампы, он ушел в чтение, не забывая при этом об обеде. Мелани, однако, заметила, каким вниманием окружил эту необычную фигуру метрдотель и с каким уважением он сам плеснул ему в бокал из бутылки, благоговейно уложенной в корзиночку и принесенной официантом.
Незнакомец оторвался от газеты, чтобы продегустировать вино и обменяться несколькими словами с метрдотелем. Мелани подумалось, что никогда еще ей не приходилось встречать столь необычного человека. Он не был красив, да и как можно было быть красивым с этим большим носом (хотя и с тонкими, чувствительными ноздрями!), этим крупным ртом, который охотно улыбался с ласковой иронией, с этими неопределенного цвета глазами, с обветренной кожей, испещренной мелкими морщинками, резко контрастировавшей с густыми темно-русыми волосами с рыжеватым оттенком, а может быть, так казалось из-за розоватого абажура? Наклонившись к мужу, она прошептала:
– Вон там сидит необычный человек. Вы объездили всю землю вдоль и поперек и должны знать, кто это. Он ни на кого не похож.
– Все всегда на кого-нибудь да походят, – отвечал Франсис, слегка обернувшись в направлении ее взгляда. – А-а, вижу! Так вас интересует этот мужлан? Не понимаю, как его впустили сюда в этом платье?
– Не только впустили, но, похоже, он здесь свой человек, судя по отношению метрдотеля. Так вы с ним знакомы, как я вижу?
– Давайте не будем ничего путать. Я с ним не знаком, но знаю, кто это. Вам бы следовало уловить разницу.
– Будьте спокойны, я все уловила. Так кто же он?
– Какой-то пачкун, ну, в общем из тех, кого принято называть художниками. Я знаю всего лишь, что его зовут Антуан Лоран, и не спрашивайте меня больше! Это все, что мне соблаговолил сказать проводник, когда недавно он на лету вскочил в поезд.
– Мой дедушка знал и ценил многих современных художников, но об этом никогда не говорил. Он известен?
– Откуда же мне знать, бедное дитя? Я вовсе не общаюсь с людьми этой породы, с этим сбродом, которые, похоже, подыхают с голоду. Видать, этому повезло больше, с чем его можно поздравить. Хотите кофе?
– Нет… Нет, спасибо!
Обед закончился, и необходимость обслуживать людей во вторую смену не позволяла дольше оставаться за столом. Мелани и Франсис вернулись в свой вагон. Когда молодая женщина поравнялась с художником, он неожиданно поднял голову и с улыбкой посмотрел ей прямо в глаза. Она почувствовала, что краснеет, и ускорила шаг. Какая наглость! Как он смеет так разглядывать ее! Да еще с этим насмешливым видом! Неужели она выглядит смешно и неуклюже? В любом случае это не очень приятно… Франсис, обменявшийся в этот момент кратким приветствием с кем-то из знакомых, ничего не заметил. Он, по-видимому, собирался представить ему свою жену, но, обернувшись, увидел, что она исчезла.
– Куда же вы бежите? – спросил он, догнав жену. – Я собирался представить вам барона Сноу.
– В следующий раз. На сегодня мне довольно представлений и приветствий…
В коридоре, прислонившись к перегородке своего купе, она смотрела прямо перед собой в окно, за которым сейчас абсолютно ничего не было видно. Поезд уже некоторое время шел в ночной темноте, и освещение вагона мешало видеть пейзаж за окном. Мелани разглядывала в стекло отражение, свое и Франсиса. Рядом с его высокой стройной фигурой она казалась себе совершенно лишенной изящества. Решительно, ее матери хотелось, чтобы она выглядела вдвое старше своего возраста. Этот бежевый костюм с отделкой из меха скунса, который Альбина выбрала для свадебного путешествия, делал ее неуклюжей, похожей на маленькую старушку. У нее никак не укладывалось в голове, как дом моделей, так прекрасно одевавший ее мать, мог согласиться, чтобы для молодой шестнадцатилетней женщины был выбран фасон, скорее подходящий для разбогатевшей сорокалетней торговки! Плюс ко всему Мелани слишком плотно пообедала и слегка задыхалась в своем корсете. Вот уж, действительно, настоящее орудие пытки, куда портные заталкивают вас силой с той самой минуты, когда вы переходите в категорию взрослых дам. Она была такой тоненькой, с такой узкой талией, что вполне могла бы обойтись без корсета. Обычно эта удавка не очень ей мешала, но, она не была рассчитана на слишком плотные обеды. Поскорее бы от нее избавиться…
– Ну что же, – вздохнула она, – думаю, пора идти спать. Я уже дома, мне остается только пожелать вам спокойной ночи.
Она протянула ему руку, что вызвало у него улыбку:
– Вы не поцелуете меня? Между супругами так принято.
Она вновь покраснела, так как думала, что все выражения супружеских чувств откладываются на завтра и поэтому такая интимная деталь, как поцелуй, была не обязательна. Но раз уж ему так хотелось… Поднявшись на цыпочки, она легонько чмокнула его в щеку:
– Вот! До свидания, Франсис!
– И это все?
Она посмотрела на него круглыми от изумления глазами: чего ему еще? С тех пор как они стали женихом и невестой, он обычно целовал ее в лоб, а она слегка касалась губами его гладко выбритой щеки всякий раз, когда они расставались. Он никогда не пытался поцеловать ее так, как ту рыжую красавицу в Динаре, когда она их увидела. Она не могла представить, что бросится ему на шею и примется целовать его прямо в губы.
