единым целым не только на эту, но и на семь жизней вперед.
— По одному кругу на каждую жизнь?
— Разве не чудесно? Зачем быть с любовью всей своей жизни лишь единожды, если можно сделать это семь раз? Многие индуисты верят в реинкарнацию, и каждый раз, когда жених и невеста обходят костер, они посвящают друг другу еще одну жизнь.
Никто из моих друзей за пределами диаспоры не интересовался моей религией. Аксель был первым, кто спросил и первым, кто так одержимо желал узнать обо мне все. Он увлеченно наблюдал за мной, пока я взволнованно объясняла различные этапы церемонии и что все это значит.
Несколько минут я бубнила про огонь и свадьбы, прежде чем поняла, что такой парень, как он, вероятно, не находит это сексуальным. Я внутренне застонала, а затем подпрыгнула от внезапного громкого звука.
— Срань господня. — Я повернула голову в поисках источника. — Что за хрень?
— Полегче, принцесса, — успокоил бархатистый голос Акселя. — Всего лишь фейерверк.
Я и не заметила, что прошло так много времени, что вечеринка официально закончилось. Я подняла глаза и восхитилась зрелищем.
Темное небо над водой озарилось праздником. Зеленые кольца взметнулись ввысь, за ними последовали синие тона. Достигнув цели, искры посыпались вниз, окрашивая сентябрьское небо северным сиянием. Следом в небо устремились белые вихри ослепительных искр, рассыпаясь, как сверкающий серебряный дождь. Искры разных форм тянулись к небу, но осыпались вниз, как падшие ангелы. Искрящийся дождь окружал нас, пока их пепел падал на пляж, как серый снег.
Зигзаги и вспышки огней загипнотизировали меня. Я не могла отвести взгляд от идеальной ночи с несовершенным мужчиной, восхищаясь тем, что могло бы быть. Как всегда, я могла определить, что он смотрел на меня. Я позволила своему взгляду на мгновение переместиться вбок и обнаружила, что он наблюдает за мной, не мигая. Он ни разу не взглянул на небо, и я поняла, что он использует свет от фейерверка, чтобы разглядеть мое лицо в темноте.
Прежде чем я смогла полностью отвести глаза от неба, Аксель сократил расстояние между нами, как будто больше не мог сдерживаться. Обхватил рукой мое горло и внезапно притянул к себе для настойчивого поцелуя.
Движение было таким резким, таким собственническим, что я от неожиданности споткнулась, и мои ладони приземлились на его твердую грудь. Я удивленно вскрикнула, чем он в полной мере воспользовался. Его язык яростно прижался к моему, пожирая меня с обещанием оргазмов.
Никогда раньше меня так не целовали.
Невозможно было перевести дух, и если бы он не держал меня, я бы упала на мягкий песок. Мои легкие горели от одного и того же всепоглощающего запаха — тропического леса, мускуса, ванили, уф, чем бы он, черт возьми, ни пах, — когда Аксель притянул меня так близко, что между нами не осталось ни грамма приличия. Он отказывался прервать поцелуй, хотя я уже задыхалась. Чувствуя головокружение, я сжала в кулак его рубашку, и Аксель, наконец, отпустил меня.
Он резко дернул меня за волосы, наклоняя мое лицо в сторону.
— Скажи мне, принцесса. Как ты думаешь, твоя семья разозлилась бы, если бы увидела, как мы целуемся?
— Да, — выдохнула я.
— А если бы они увидели нас вот так?
Его губы прошлись по моей шее, зубы погрузились в плоть, пробуя на вкус.
— Они убили бы меня, — простонала я, глаза трепетали, в голове было пусто.
— А что они сделают, если увидят, как их маленькую принцессу трахает такой, как я, прямо здесь, под открытым небом?
— Они убьют тебя.
Я украдкой огляделась по сторонам, чувство вины захлестнуло меня. Моя семья никогда бы больше не заговорила со мной, если бы увидела, чем мы сейчас занимаемся. Но сколько бы мой мозг ни приказывал телу остановиться, эффект был обратным. Животная похоть руководила этой инквизицией. Независимо от того, сколько обещаний я давала, мой разум не был властен над ними.
— Только в этот раз, — прохрипела я. — Я хочу знать, на что это будет похоже с тобой.
В темноте ночи, без свидетелей, мы могли бы сделать это только один раз. Пожалуйста, Боже, позволь мне заполучить его лишь раз, и я никогда не сделаю этого снова.
Акселю не нужно было повторять дважды. Он схватил меня с непреклонной скоростью, его рот опустошал мой. Внутри меня взорвались фейерверки, ярче тех, что озаряют небо. Он целовал меня с такой откровенностью, что это начисто стерло из моей памяти тех, кто был до него.
Обхватив рукой за талию, Аксель оторвал меня от земли. Моя спина упала на одеяло на мягком песке, прежде чем я успела сформулировать другую мысль. Он расстегнул мои штаны, не отрывая от меня рта, и с невероятной тщательностью спустил их вниз. Однако не стал снимать с меня трусики, скорее всего из-за нетерпения, а просто сдвинул ткань в сторону. Два толстых пальца проникли внутрь.
С моих губ сорвался жалобный стон.
— О, черт, — я прикусила губу и подняла бедра к небу. Он едва коснулся меня, а мое тело ожило, как будто никогда не знало мужского прикосновения. Все проснулось во мне одновременно. Кожа горела. Тело вибрировало от приступов экстаза. Каждый мой нерв затрепетал. Сердце бешено колотилось о грудную клетку, и на мгновение я забеспокоилась, что у меня может случиться сердечный приступ.
— О, Боже, о, Боже, — повторяла я, кровь пульсировала в моих венах так сильно, что я слышала ее на кончиках пальцев. Скользкая влага стекала с меня на одеяло под нами. Моя задница была бесстыдно мокрой, и это только раззадоривало его.
Ожесточенное лицо Акселя было неумолимым в тусклом свете костра, когда он схватил мою правую грудь и сжал.
— Я думал об этом с того момента, как увидел тебя, — пробормотал он, посылая дрожь по моей спине. Вслед за этим раздался звук расстегивающегося ремня и молнии его брюк. Через секунду он врезался в меня с такой силой, что, если бы его вес не удерживал меня, я бы соскользнула с одеяла.
— Черт, — на этот раз мы оба застонали в унисон.
Мой стон был вызван смесью боли и удовольствия. Огромные размеры тела Акселя отражались в его твердой, как камень, длине внутри меня. Он вошел лишь наполовину, несмотря на силу, с которой вонзился в меня. Я не могла больше терпеть и покачала головой, когда он подался вперед.
— Весь, детка, — сказал он сквозь стиснутые зубы.
— Аксель, пожалуйста.
Я положила руку ему на грудь, прося притормозить.
— Я сказал, весь, — прорычал он, вдавливая в меня каждый свой дюйм.
