на него, лицо примарха было непроницаемым, но на секунду Сигизмунду показалось, что он заметил вспышку в тёмных глубинах, свет, короткий и яркий, а затем исчезнувший, призрак эмоций, пропавший прежде, чем его можно было увидеть. Сигизмунд поднял меч в приветствии.
Началось ликование, Лунные Волки и Имперские Кулаки наполнили воздух рёвом и победными криками. По-прежнему не сводя взгляда с сына, Рогал Дорн кивнул и прижал кулак к груди.
— Ваш лорд отец... — сказал Фосс, делая пометки.
— Да? — спросил Сигизмунд.
— Вы с ним очень близки.
— Он мой командир и генетический родитель, — сказал Сигизмунд.
— Как и для более чем ста тысяч воинов Седьмого легиона, но вы его первый капитан, его чемпион с того момента, как победили Тоса, и по сей день. Для него вы больше, чем воин или генетический сын. Вы олицетворяете часть его характера — если бы это не было термином, который мы оставили позади, я бы сказал, его души. Он всегда доверял вам поступать так, как поступил бы он, побеждать, идти вперёд. Он говорил мне об этом.
— И?
— Вы верите, что война не закончится, а он верит, что закончится. Вы это знаете. Он это знает. И всё же вы оба упорно смотрите на вещи по-разному. Как такое возможно?
— Потому что мой лорд отец — величайшее, благороднейшее и сильнейшее создание. Я всего лишь тень.
Фосс замолчал, прикусив губу, раздумывая, давить или отступить. Затем он выдохнул и снова посмотрел на планшет.
— Хотите знать, что я думаю? — спросил Фосс.
— Конечно.
— Я думаю, что вечная война — это не идеал для вас, не идея, которая была дана вам или к которой вы пришли в одно мгновение. Это накапливалось, подобно пыли, собиравшейся в разрушенном городе, пока она не поглотит его.
— Мрачный образ, — сказал Сигизмунд. — Тот, который я опровергаю.
— И это возвращает нас к контролю. Вы излучаете контроль, вы сражаетесь с полным контролем, вы контролируете то, во что верите, и свои действия, как немногие другие, кого я встречал, включая большое количество ваших братьев по легиону.
— То, что ты называешь контролем, и есть война, — сказал Сигизмунд. — Война с самими собой — это то, с чего начинаются все войны.
— Ах… Мне кажется, я начинаю понимать. А цепи? Цепи, которые, как я слышал, вы используете, чтобы пристегнуть меч к руке в бою — это символ вашей войны и контроля?
Сигизмунд рассмеялся. Фосс вздрогнул от неожиданности.
— Так мне говорят, — сказал Сигизмунд. — И в этом может быть доля правды.
— А остальная часть правды? Я полагаю, дело не в том, что вы думаете, что можете выронить меч.
Сигизмунд посмотрел на правую руку и запястье, как будто на них были намотаны железные звенья. Он улыбнулся, но в выражении его лица была какая-то тень, которая, по мнению Фосса, приблизила его от удовольствия к печали.
— Честь, — сказал он. — Честь и братство.
Семь
БРАТСТВО КРАСНЫХ ПЕСКОВ
— Меня зовут Кхарн. А ты, значит, Сигизмунд. Приветствую вас как советник примарха и командующий этим экспедиционным флотом. — Он развернулся и направился к воинам в бело-синем у края ямы-арены.
Сигизмунд почувствовал напряжение в настрое Борея. Оба Имперских Кулака стояли на противоположной границе песчаного круга. Яму окружала высокая стена из истёртого, изъеденного коррозией металла. Легионеры Кхарна приходили без шлемов, обнажая испещрённые имплантатами скальпы. Кое-кто носил доспехи из металла и кожи. Броня большинства космодесантников не покрывала руки и плечи. Один из бойцов, со шлемом в виде собачьей морды, удерживал в руке плоский щит. Сигизмунд слышал, как воины Двенадцатого перебрасывались короткими фразами, иногда перемежаемыми взрывами смеха. Кхарн одарил Храмовников взглядом через плечо, но в остальном на легионеров Седьмого никто не обращал внимания.
На арену один за другим входили легионеры, занимая места на смотровых площадках. Сигизмунд ждал, наблюдая. Он следил за внешне небрежными взмахами оружия Пожирателей Миров, оценивая мастерство кузенов и их понимание смертоносности каждого взмаха: ни одно движение не совершалось случайно — каждое отражало искусство нести смерть. Кхарн наклонился к бойцу в шлеме в виде собачьей морды, а затем мотнул головой в сторону Сигизмунда и Борея. Собачья голова склонилась в кивке, и, громыхая доспехами, воин XII легиона подошёл ближе.
— Вам следует уйти, — указав на смотровые площадки наверху, прорычал он из-под шлема. — Этот песок — для тех, кто собирается истекать кровью.
После чего легионер Двенадцатого начал разворачиваться, чтобы вернуться обратно.
— Как тебя зовут, брат? — окликнул его Борей.
Собачья морда оглянулась.
— Делаварус[1].
— Я о нём наслышан, — отозвался Борей.
— Я тоже, — ответил Сигизмунд и повернулся к стене. — Что ж, поступим, как нам велят. — Он ухватился за край ямы и запрыгнул на самый нижний смотровой ярус. Спустя мгновение Борей последовал его примеру. Внизу, на песке, группа Пожирателей Миров разбивалась на пары. Сигизмунд заметил, как учащаются их движения, как непроизвольно сжимаются челюсти и кулаки. Затем внимание Храмовника привлекло то, как Кхарн обматывает цепями предплечья. Некоторые его воины поступали так же.
— Любопытный обычай, — прокомментировал Борей.
Сигизмунд промолчал.
После ритуала с цепями каждый воин XII легиона внизу оказался скованным со своим напарником. Сигизмунду доводилось слышать об этом обычае: его, как и бойцовские ямы, принес Ангрон из приютившего его мира.
Но Повелитель Красных Песков принёс в легион и другие перемены. Сигизмунд наблюдал, как воин по имени Делаварус и ещё один отошли к одной стороне ямы. На другой же ожидал Кхарн; тело Пожирателя Миров непроизвольно подрагивало, будто внутри него накапливался электрический заряд. В руках советник Ангрона держал парные
