Нужно плевать на мнение чужих людей. Даже если мама с папой заболеют, у Мухи есть я.
Легко стало от того, что мир не ограничивается моей заманухой и любовным многоугольником, где углы строгает именно Максим. И горько принимать тот факт, что ещё неделю назад я страшно страдала по этому мужику. Наверно ещё через неделю я буду так же вспоминать Пашу. Он же обязательно ещё что-нибудь выкинет. Фоточки делать, любовницам и начальству отправлять, потом трусики воровать начнёт.
Муха вылетел со своими друзьями с лестницы в коридор. Искал глазами маму, наткнулся на меня и так обрадовался, что я невольно тоже обрадовалась.
Подпрыгивая, бежал ко мне.
— Велечка!
— Привет, братик! — улыбнулась я и сразу заправила рубаху в брюки, поправила его одежду и пригладила волосы. — Одевайся, у меня для тебя сюрприз.
Он пребывал в восторге, быстро оделся и встал возле меня. Я взяла его горячую ручку и повела из школы.
Ребёнка хочу.
Это, как удар молнии.
Оно пришло в голову давно, но только сейчас я ощутила физическую потребность. Тёплое такое желание, нежность через край переливающаяся.
И я бы эти чувства мужчине отдала, но сомневалась, что мужики такого достойны.
Мы сели с Мухой в машину и поехали в центр города, где в парке была залита большая горка.
***
Веселясь до упаду, забыв про всё на свете, мы с братом катались на своей ватрушке.
И я так миленько затесалась в группу к какими-то подросткам, что позволила прикрепить нашу ватрушку к их «паровозику». И мы были последним «вагоном», слетая с горки наш «вагон» обычно переворачивался, налетая на впереди идущие, и мы с Мухой вылетали на головы весёлых парней и девчонок.
Да! С родителями так мальчик не оторвётся, как с сестрой. Кто ж знал, что я в душе ещё не выросла, и когда мальчишка лет семнадцати спросил в какой я школе учусь, немного прибалдела.
— В школе я уже не учусь, — рассмеялась я.
— Универ? — не отставал мой назойливый кавалер.
Я поправила шапку, из-под неё всё время вываливались волосы. Щёки жгло морозом. Улыбка не сползала с лица. Ещё вдобавок вечер. Одним словом, сошла за девочку, с которой можно замутить.
Ничего не ответила, только смеялась. А парню не хватило смелости продолжить знакомство, хотя уже узнал, что Муха мой брат, а не сын.
Мы с этой горки выбрались, только когда начали зажигаться огни. В машине стоял дубак, молоко и колбаса превратились в лёд. Хлебу ничего, его я разогрею, а вот яблочки для ребёнка, похоже, не пережили мою беспечность.
Возвращались ко мне домой мокрые до нитки, с сумками наперевес и большой ватрушкой. Я предлагала Мухе оставить подарок в машине, он наотрез отказался. Это его игрушка.
Дверь нам открыли.
Видимо, Паша высматривал мою машину во дворе.
Стоял он по пояс раздетый. Тут же выхватил сумки из моих рук.
— Ты что такие тяжести носишь? — строго спросил он.
Смотрел с восторгом потемневшими глазами. Рукой одной меня к себе притянул и поцеловал.
— Румяная какая! Наконец-то шапку купила.
Мало того, что его тело меня возбудило, так ещё и запах его, тепло приятное…
Я заныла. Потому что стала слабой, податливой. Нет сил сопротивляться влечению и такому мужчине.
Похоже, я вообще до мужиков падкая. То в одном увязну, то в другом утону.
Предательское тело, покатавшись на горке, скинуло всё напряжение. Налилось желанием. Голова проветрилась, идиотские мысли не отвлекали больше.
У него такие руки, у него такой торс!!!
Запах мягкий, глаза глубокие.
И заботливый…
Можно ему многое простить?
Наверно всё!
Да если он это фото сделал и выслал Юльке. Ну, мужики все немного дебилы…
Я ответила на поцелуй.
— Я всё вижу. Я уже взрослый, — недовольно бурчал Муха, вкатывая ватрушку в квартиру.
— Мама попросила забрать, — усмехнулась я, закрывая входную дверь.
Муху пришлось раздеть до трусов, его вещи закинуть на «разъярённый» змеевик в ванной, до которого страшно было дотрагиваться, такой горячий. Бегала, поворачивала его вещи, чтобы быстрее высохли.
Сам мальчик сидел на ватрушке около телевизора и смотрел спортивный канал. Оказалось для него спортивный канал, почти то же самое что мультики, очень нравился.
Муха был смуглым, худеньким, косточки торчали. И весь такой… вот прямо в нашу тощую породу. Смешно, конечно, но будь он пухляш, я бы так не прониклась любовью.
Паша хохотал надо мной, разрезая пачку молока. Молоко осталось стоять на тарелке. Колбасу он отправил жариться на сковородку, туда же очистил, именно очистил замороженные сырые яйца.
Я хотела с ним секса. Только секс. Разговаривать что-то не желала. Увиливала от вопросов, не улыбалась или натягивала улыбку.
— Ты что такая неразговорчивая сегодня? — прижал меня у обеденного стола.
У нас классные разговоры с ним случались.
— Жду, когда мама позвонит, — ответила я. — Паш, а ты знаешь номер телефона Юли?
— Какой Юли? — нахмурился Пашка.
— Макса новой девушки.
Паша поставил руки по обе стороны от меня и посмотрел прямо в глаза. Я вдруг вспомнила, что он очень просил не общаться и забыть Костромина.
Испугалась, хотела извиниться.
Но вовремя опомнилась. В конце концов, я же должна хоть как-то себя поддерживать на должном уровне.
— Номера местные, я и ответила и мама звонила…
— Ты знаешь его номер. Ты, Веля, знала, что звонит именно твой козёл, — прошипел Паша, и лицо его стало суровым, очень недовольным. А потом повысил голос, напугав меня. — Я просил не разговаривать с ним без меня!
— Не кричи на меня, — предупредила я, тоже прикрикнув. — Не переношу скандалы. И ты права не имеешь!
— Веля…
Он отошёл от меня. Матюгнулся тихо.
— Мухаммед! Мне с твоей сестрой надо поговорить, — Паша достал из-за панели наушники. — Поэтому ты тестируешь вот эту вещь.
— Класс! — протянул руки к наушникам довольный беспечный ребёнок.
Павел подключил наушники, отрегулировал размер под голову мальчика.
А потом отошёл к шкафу. Напряжённо натянул брюки и влез в кофту.
Стыдно немного, но я надеялась, что он не сильно расстроился. Поэтому вышла с кухни и подошла ближе к нему. Прислонилась плечом к дверце шкафа, наблюдая, как он одевается.
— Что он сказал тебе в очередной раз? — поинтересовался недовольно Павел, взял свою сумку.
